Луи Жаколио - Пожиратели огня

Между тем кони продолжали носиться, как вихрь, утомляя волков, наконец, обманным движением произведя диверсию, оба скакуна вдруг ринулись прямо к избе и с разбега, точно перелетев через ограду, упали во дворе избы, встреченные громким радостным ржанием своих товарищей.

Даже Иванович и Холлоуэй не могли не восхититься этим подвигом благородных животных, хотя их появление в избе страшно ухудшало их положение.

Ошеломленные в первый момент, волки вскоре, однако, как будто еще более рассвирепели и с бешенством накинулись на ограду избы, уже достаточно пострадавшую от прежних атак и грозившую теперь ежеминутно рухнуть под их напором.

Между тем со стороны перевоза все еще ничего не было видно.

— Будем стрелять без перерыва, — предложил Иванович, — чтобы помощь, если она спешит к нам, по частым выстрелам могла понять, что мы в крайней опасности и что надо спешить!

В этот момент с той стороны, с которой не защищали осажденные, стена дала достаточно глубокую и широкую трещину, и старый матерый волк, очевидно, самый смелый и сильный, вскочил через эту брешь на насыпь и скатился во двор. Холлоуэй прицелился и хотел пристрелить волка, но прежде, чем он успел взвести курок, один из коней ударом копыта раздробил волку голову и переломил хребет. Возбужденные предсмертным воем товарищи волка с удвоенным бешенством накинулись на ограду. Казалось, минуты осажденных были сочтены. Вдруг в этот момент вдали послышались звуки трубы.

— Спасены! Спасены! — крикнул Холлоуэй.

То были табунщики во главе с Черни-Чагом. И странное дело, при звуке этой трубы волки стали как будто нерешительны, и, чем ближе звучала труба, тем более росла эта нерешительность, объясняемая их страхом, который эти хищники питают к табунщикам. Наконец еще раньше, чем грозные табунщики подоспели к избе, волки обратились в бегство. И это было как раз вовремя: пятью минутами позже спасители нашли бы только полуобглоданные трупы людей.

Холлоуэй, сохранивший вплоть до конца присутствие духа и энергию, поспешил распахнуть ворота и, вскочив на коня, присоединился, сгорая жаждою мщения, к табунщикам, которые бешено устремились на обратившуюся в бегство стаю. Погоня длилась целых два часа, и когда табунщики решили наконец вернуться в избу, то почти вся стая волков была уничтожена.

Между тем Черни-Чаг, предоставив табунщикам делать свое дело, спешился и вошел в избу приветствовать Ивановича, которого он уже знал раньше.

— Спасибо тебе, Черни-Чаг, я никогда не забуду, что ты сегодня спас мне жизнь! — проговорил Иванович.

— Я считаю себя счастливым, — сказал паромщик, — что мог оказать вам эту услугу; однако вся честь спасения принадлежит ведь вашим двум казакам!

— Я вознагражу их по заслугам, но это не умаляет твоей заслуги; без того влияния, каким ты пользуешься в своем округе, и без той поспешности, с какой ты сумел собрать табунщиков и поспешил к нам на помощь, мы неминуемо бы погибли! Говори, какой ты хочешь награды!

— Если бы я осмелился…

— Говори, я тебе приказываю!

— Небо наградило меня богатством; я богатейший человек в этой стране. Царь осыпал меня своими милостями, а Бог даровал мне многочисленную семью, словом, я счастливый человек. Но если я непременно должен высказать вам самое сокровенное мое желание, то признаюсь, что желал бы быть назначен смотрителем всего этого почтового тракта; это дало бы мне право на чин 14-го класса, и мои дочери, будучи дочерьми чиновника, скорее нашли бы себе хороших мужей!

— А, так ты хочешь быть чиновником! — воскликнул Иванович.

— О, я знаю, что мое желание безумно: я сын кочевника, которого и сейчас еще зовут ногайцем… но…

— Да нет же, ты меня не понял: твоя просьба не слишком смела, наоборот, я удивлен, что ты не просил у меня большего! Обещаю тебе, что ты будешь назначен смотрителем всего почтового тракта!

— О ваша милость, — воскликнул обрадованный Черни-Чаг, — я, семья моя, и жизнь моя, и все, что я имею, принадлежит отныне вам!..

В этот момент стали съезжаться табунщики, возвращавшиеся с погони за волками; у каждого из них в тороках болталось по волчьей голове.

Когда все оказались в сборе, Иванович, уже окончательно оправившийся от своего испуга, вскочил на коня, и все тронулись по направлению к развалинам монастыря.

Ночь, следовавшая за вышеописанными событиями, должна была иметь особое значение для Ивановича. Тот план, который лелеял полковник для гибели молодого графа и его ближайших друзей, существовал лишь в виде проекта. Правда, он созвал в монастырь лишь тех Невидимых, в которых мог быть уверен, но все же надо было предвидеть и возможные случайности; многие из созванных могли не явиться по разным уважительным причинам; могло случиться благодаря обычному добродушию русских, что в решительный момент в его распоряжении не окажется достаточного числа решительных людей. Впрочем, с другой стороны, у графа едва ли будет большой конвой: ведь в Астрахани нельзя было ему набрать несколько десятков людей, не возбудив внимания полиции.

Эти расчеты Ивановича, в сущности, не были лишены известного основания: граф действительно прибыл в Астрахань в сопровождении Лорана, Дика-канадца и Красного Капитана; с ним были еще оба сыщика, Люс и Фролер, негр Том и нготак и еще четверо европейцев, которых Иванович еще не знал, то есть всего человек двенадцать, решительных и беззаветно смелых. Но при всем том что могла сделать эта горсть людей против трехсот или четырехсот Невидимых, на которых мог рассчитывать Иванович?!

— Они могут набрать самое большое человек двадцать висельников, больше в Астрахани взять негде! — заметил он.

— Но, быть может, они позаботились выписать людей из Европы? — проговорил Холлоуэй.

— Нет, это невероятно! — воскликнул Иванович. — Видно, что вы не знаете России… А полиция?! Тут не оберешься объяснений, зачем, почему и для какой надобности понадобились графу эти люди… Я боюсь другого!

— Чего же именно?

— Наших же людей!

— Как так?! — воскликнул изумленный американец.

— А очень просто! Русский человек — фанатик, но вовсе не прирожденный убийца. Если ваши враги станут стрелять первые, то дело пойдет на лад: наши люди не останутся в долгу, не задумаются искрошить их в окрошку. Но если граф догадается сказать им: «Чего вы хотите от нас? Мы — мирные путешественники; у нас есть паспорта, подписанные высшими властями, и разрешение вашего батюшки-царя! Подумайте, что вы хотите делать!..» Тогда…

— Что тогда? — спросил Ивановича его собеседник.

— Тогда нам ни за что не заставить наших людей поднять на них руку. Если они же не схватят и не арестуют нас, то, во всяком случае, обратятся к вмешательству оренбургских властей, и наш план окончательного расчета с нашими врагами рухнет и, быть может, даже навлечет на меня неприятности.