Игорь Латышев - Япония, японцы и японоведы

Видную роль в укреплении контактов с Советским Союзом играли в те годы такие ранее возникшие общественные организации как общество "Япония СССР", находившееся под контролем японской компартии, но занимавшее в отношении нашей страны более доброжелательную позицию, чем руководство КПЯ, а также "Общество японо-советской дружбы", получившее поддержку Социалистической партии Японии и привлекшее к своей деятельности представителей правящей либерально-демократической партии, клерикальной пробуддийской партии Комэйто и Партии демократического социализма. Заметный вклад в дело упрочения добрососедства двух стран вносило и "Общество японо-советских связей", в деятельности которого участвовали представители крупнейшего профсоюзного объединения страны - Генерального совета профсоюзов (Сохё). Красноречивым показателем сдвигов в сторону улучшения общего климата японо-советских отношений явилось создание в феврале 1973 года "Лиги депутатов парламента" - сторонников расширения добрососедских контактов двух стран. Наряду с депутатами оппозиционных партий в лигу вошли и многие члены правящей либерально-демократической партии. К осени того же года число членов лиги, включая как депутатов палаты представителей, так и депутатов палаты советников, превысило пятьсот человек.

Конечно, все эти явственные симптомы улучшения советско-японских отношений не означали, что силы, препятствовавшие тогда развитию добрососедства обеих стран, прекратили свою деятельность. Но в тот момент, в преддверии советско-японских переговоров на высшем уровне, представители этих сил в парламенте и в прессе по крайней мере на время отступили в тень. И это заметно чувствовалось по тем доброжелательным, оптимистическим комментариям, которыми сопровождали японские средства массовой информации пребывание Танаки в Москве. Никогда еще, пожалуй, не освещало так широко японское телевидение все протокольные мероприятия, связанные со встречами Танаки Какуэй с Л. И. Брежневым, А. Н. Косыгиным, А. А. Громыко и другими советскими руководителями. Способствовали тому в немалой мере технические возможности японской телевизионной аппаратуры, но в еще большей мере оперативность и пробивные способности специально прибывших в Москву японских телевизионщиков. Благодаря их стараниям я, находясь у телевизора в гостиной корпункта "Правды", получил несравненно большую информацию о том, что происходило 10 октября в Кремле, чем наша советская общественность. Одна из телевизионных корпораций Японии (по-видимому, это была "Эн-Эйч-Кэй"), получила разрешение на съемки в Кремлевском дворце не только в момент торжественного подписания "Совместного советско-японского заявления" и других документов, но и за час до того и на короткое время после того. Поэтому задолго до появления в зале участников церемонии подписания, японские телевизионные операторы и комментаторы проникли в зал и подвергли обстоятельному описанию и историю Кремлевского дворца, и архитектуру названного зала, и находившуюся там позолоченную мебель, и каждый из предметов, размещенных на столе. Далее, от начала и до конца было показано и появление в зале советской и японской делегаций, и приветственные речи Л. И. Брежнева и К. Танаки, и каждый момент в церемонии подписания документов, и торжественное распитие шампанского, последовавшее после обмена подписями.

А вот то, что я увидел потом в Токио на экране телевизора, было для наших отечественных телевизионных передач делом совершенно немыслимым. Такого я в Москве не увидел бы ни при каких обстоятельствах. Когда официальная церемония завершилась с уходом из зала Танаки, Охира и других членов японской правительственной делегации, оператор-японец, находившийся где-то в укромном углу зала, воспользовавшись тем, что на него перестали обращать внимание, не выключил свою телекамеру и продолжал съемки, шедшие прямо на экраны японских телезрителей. А кадры эти оказались для меня (не знаю, как для японцев) самыми интересными. Полагая, видимо, что в зале остались только "свои", т.е. только люди из его окружения, Брежнев с бокалом в руках продолжил общение с ними. Но в каком стиле! Один за другим представали перед ним то члены Политбюро, то какие-то министры - и все с холуйским выражением на лицах и в позах. С одними он, видимо, шутил (в этих кадрах звуки его голоса не были слышны), и они мгновенно отвечали ему подобострастными улыбками, а с другими был суров: насупив брови и гневно потрясая пальцем возле их носов, он, судя по всему, давал им какие-то "втыки", а они, потупившись, безропотно кивали головами. Смотреть на все эти немые сцены мне было стыдно и досадно. Я мысленно ругал шалопаев из кремлевской администрации, позволивших наглому репортеру-самураю снимать и передавать живьем на Японию такие кадры, которые не следовало бы показывать ни советским людям, ни тем более иностранцам. Уж очень хамовато по отношению к своим подчиненным держался Брежнев (выглядевший в ту пору еще вполне здоровым мужиком, а не тем старым маразматиком, которым он стал к началу 80-х годов). Но хуже, чем он, смотрелись, на мой взгляд, его собеседники, угодливо внимавшие властным репликам Генерального секретаря ЦК КПСС.

В дни, последовавшие за визитом в Москву премьер-министра Танаки, все внимание японских средств массовой информации сосредоточилось на содержании Совместного заявления, подписанного с советской стороны председателем совета министров СССР А. Н. Косыгиным и министром иностранных дел А. А. Громыко, а с японской - премьер-министром К. Танакой и министром иностранных дел М. Охирой.

Внимательное ознакомление с японской прессой тех дней дало мне основание уверенно писать в обзорной статье, опубликованной в "Правде" 19 октября, о том, что при всех различиях в подходе к документам московской встречи японских политологов и комментаторов "подавляющее большинство японцев считают московские переговоры событием важным и полезным для народов обеих стран". В подтверждение я сослался на заявление генерального секретаря кабинета министров Никайдо Сусуму, охарактеризовавшего переговоры в Москве как "событие исторической значимости, открывшее путь к прямым диалогам между высшим руководством Японии и Советского Союза".

Безусловно позитивное отношение к итогам московских переговоров проявили тогда японские деловые круги. В отличие от предшествовавших лет к числу активных сторонников укрепления экономических связей с Советским Союзом подключились наиболее влиятельные представители финансовых кругов страны, и в том числе руководители всемогущей Федерации экономических организаций Японии (Кэйданрэн). В те дни меня принял в своем кабинете в здании правления Кэйданрэн, находящемся в деловом квартале японской столицы Отэмати, председатель федерации Уэмура Когоро. В ходе состоявшейся беседы господин Уэмура указал на возросшую заинтересованность японских деловых кругов в расширении торговли и экономического сотрудничества с Советским Союзом. Япония, по его словам, в то время уже "обрела достаточно сил", чтобы принять советские предложения по осуществлению совместных крупномасштабных планов разработки естественных богатств Сибири.