Игорь Латышев - Япония, японцы и японоведы

Были и еще среди дипломатов посольства способные, деятельные и сравнительно молодые люди: Добровольский, Масалов, Шевчук и другие. Находился в то время в числе сотрудников посольства и представитель Института востоковедения АН СССР Г. Ф. Кунадзе. Будучи в должности первого секретаря, он занимался в основном советско-японскими культурными и научными связями, ничем не выделяясь на фоне других дипломатов его возраста.

Приятным для меня совпадением обстоятельств было пребывание в Японии в течение полутора первых лет моего друга юности Виктора Васильевича Денисова, который в ранге советника-посланника возглавлял советское консульство в Осаке. Не раз в те годы приезжал Виктор в Токио и проводил часы досуга в кругу моей семьи. А спустя полгода после нашего приезда в Японию я вместе с женой и сыном приехал на машине в Осаку и там гостил у Виктора. В дни нашего пребывания в Осаке мы ночевали в консульском особняке в просторной квартире, предназначенной для важных персон, прибывавших в Осаку из Москвы, столовались же в соседней квартире генерального консула, то есть у Виктора и его жены.

Консульские работники в Осаке жили в те времена более спокойной и вольготной жизнью, чем посольские работники в Токио. Работали они в просторных помещениях особняка-дворца, главный зал которого был украшен дорогими люстрами. художественной резьбой по дереву и чеканкой по металлу, выполненной не кем иным, как прославленным скульптором Зурабом Церетели, трудившимся там несколько месяцев. Но еще приятнее, чем условия труда, были у наших работников в Осаке условия их отдыха: на территории консульства находились и теннисные корты, и сауна, и бассейн и другие спортивные сооружения. Как выяснилось позже, многие мидовские работники-японисты старшего возраста стремились стать генеральными консулами в Осаке. Потому-то сроки замены начальства и рядовых сотрудников оказывались там короче, чем в Токио. Вслед за Денисовым генконсулом в Осаке стал Горбунов, а затем года через два его сменил Алексеев.

Ну а теперь несколько слов о послах, которые возглавляли посольство СССР в Токио накануне и в годы моего пребывания там.

Как я уже писал ранее, в 1982 году мне довелось познакомиться в Токио с тогдашним советским послом в Японии В. Я. Павловым. Но спустя год-два Павлова отозвали в Москву на пост председателя общества "Интурист", а его преемником стал бывший посол Советского Союза во Франции П. Ф. Абрасимов. По отзывам тех, кто работал в те годы в советском посольстве в Токио, Абрасимов являл собой мрачную личность. Отличительной чертой его поведения было нежелание прислушиваться к советам и мнению своих помощников знатоков Японии. А результатом такого поведения являлись частые ляпсусы в тех высказываниях, которые делались им в беседах с японцами. Задавшись целью приступить сразу же к подготовке книги о Японии, наподобие той, какая была им опубликована после возвращения из Франции, Абрасимов в первые же недели своего пребывания в Японии поручил ряду сотрудников посольства в ранге третьих, вторых и первых секретарей готовить в порядке служебных заданий материалы, предназначенные для будущих глав этой книги. Его чиновничье тщеславие наглядно проявилось в том, что по его распоряжению в посольском вестибюле была установлена мраморная доска с указанием, какие послы и в какие годы возглавляли советское посольство в Японии. Начертаны там были сразу же и его фамилия, имя и отчество.

Как рассказывали мне тогда посольские старожилы, был Абрасимов суров и распекал подчиненных за все то, что ему не нравилось. "Да,- сказал мне один из них,- мы жили при Абрасимове как читатели остросюжетного детектива: чем дальше развертывалась его деятельность, тем страшнее нам становилось".

К счастью, правление Абрасимова продолжалось не очень долго, и в конце 1985 году он был отправлен в Москву на пенсию.

В московских верхах с приходом к власти М. С. Горбачева появилась вообще тенденция к обновлению контингента советских послов в зарубежных странах, и более того - к выдвижению на руководство посольствами сравнительно молодых людей. Так произошло и в Японии. В 1986 году новым послом в Токио был назначен Николай Николаевич Соловьев специалист-японовед, который после окончания японского отделения Института международных отношений постоянно занимался вопросами советско-японских отношений.

Я помнил Соловьева с того момента, когда он, будучи еще студентом старшего курса МГИМО, появился в Японии в качестве практиканта. Шли мы тогда по посольскому двору с моим другом Виктором Денисовым, работавшим до отъезда в Японию преподавателем МГИМО, а в ту пору бывшим вторым секретарем посольства. Навстречу нам вдруг появился полненький розовощекий молодой человек, который, уступив дорогу Денисову, принял смиренную позу и почтительно произнес:

- Здравствуйте Виктор Васильевич!

Денисов ответствовал ему небрежно:

- Привет!

Потом, когда я спросил его, кто это такой, он ответил:

- А это мой бывший студент Соловьев... прибыл сюда на стажировку...

Время в дальнейшем сравняло в служебном положении Денисова и Соловьева: спустя лет десять-двенадцать, где-то в начале 70-х годов, они работали в посольстве в одной комнате за двумя стоявшими рядом столами. Заглянув к ним, я обратил внимание, что изъяснялись они уже друг с другом на равных, как приятели, невзначай употребляя то и дело в отношении друг друга, да и по адресу других далеко не литературные выражения.

А вот теперь, в 1987 году, когда сравнительно молодой посол Николай Николаевич Соловьев прогуливался по посольскому двору, я мог наблюдать, как уже молодые мидовские чиновники из числа его подчиненных, вежливо сторонясь, здоровались с ним, а он с приятной улыбкой ответствовал им кратко: "Привет".

К чести Николая Николаевича, став послом, он сохранил в своем поведении по отношению к своим подчиненным гораздо больше внешней простоты и демократичности, чем такие послы как Федоренко или Абрасимов. Вскоре после его прибытия в Токио по его указанию была удалена та мраморная доска с именами и фамилиями послов, которую установил в вестибюле посольства его предшественник Абрасимов.

В отличие от своих предшественников, не владевших японским языком, Соловьев по утрам не дожидаясь прихода в свой кабинет тех, кому поручалось докладывать о содержании утренних газет, сам просматривал японскую прессу. В личных беседах с сотрудниками посольства при обсуждении служебных дел он мог подчас терпеливо выслушивать иные, чем у него, взгляды и возражения. Некоторые из моих посольских знакомых говорили мне, правда, что демократизм Соловьева был больше показным, чем искренним, и что от неприятных ему людей из состава посольских работников и консулов он умел избавляться "без шума", договариваясь по секрету с мидовским начальством об их ускоренном отзыве в Москву.