Игорь Латышев - Япония, японцы и японоведы

Именно от такой исходной предпосылки и отталкивался Ельцин как в своем выступлении в пресс-клубе, так и в своем интервью газете "Майнити", которое было 18 января 1990 года опубликовано целиком на страницах упомянутой газеты. В этом интервью лидер советских "реформаторов" сетовал не на настырность японских поборников территориальных притязаний к Советскому Союзу, а на мнимый недостаток "политической зрелости" советских людей, якобы не способных на "справедливый подход" к японским территориальным притязаниям в силу своей низкой "политической культуры"117. Жаль, что тогда редакция "Правды" почему-то не решилась опубликовать мои корреспонденции с изложением упомянутых выше выступлений Ельцина в Японии и с резкой критикой этих выступлений. В тот момент новое руководство редакции (в октябре 1989 года вместо В. Г. Афанасьева главным редакторов газеты стал И. Т. Фролов) явно недооценивало ту угрозу, которую создавали внешнеполитическим позициям Советского Союза выезды Ельцина и его единомышленников за рубеж и их выступления, направленные на дискредитацию всей прежней внешней политики нашей страны.

Спрашивается, чем же объяснялась готовность Ельцина идти на уступки японским территориальным домогательствам? Отчасти стремлением заполучить симпатии и поддержку правящих кругов Японии, как и правящих кругов США, в своей борьбе против Горбачева за власть над страной. Но это лишь частичное объяснение той заведомо порочной политической игры в поддавки, которую затеял Ельцин с японскими поборниками территориальных притязаний к нашей стране. Беда его, как и беда других наших государственных деятелей, включая Горбачева, состояла еще в том, что в своих взглядах на советско-японские отношения он прислушивался к советам тех горе-знатоков Японии, которые, находясь за кулисами, внушали нашим высшим инстанциям примитивные и в то же время порочные в своей основе представления, будто стоит нам уступить Японии четыре Курильских острова, как японская сторона тотчас же бросится одаривать нас своими кредитами, инвестициями и технологическими знаниями. Заблуждение это, навязанное долгими стараниями японской пропаганды, а также советами некоторых наших публицистов и "ученых мужей", крепко гнездилось тогда и в голове Горбачева, и в голове его политического противника Ельцина.

Автор этих строк, наверное, не стал бы так определенно писать об этом, если бы не прослушал в те дни в стенах посольства СССР в Токио выступление Ельцина перед коллективом советской колонии. Примечательно это выступление было тем, что лидер демократической оппозиции с присущим ему апломбом пытался убедить слушателей в искренности намерений Японии осчастливить нашу страну экономической и технологической помощью в случае приемлемого для нее решения "территориального вопроса". Веских доказательств такому суждению он, правда, не привел. Зато сидевшие в зале люди, имевшие достаточно ясное представление об обстановке в Японии и нравах японских политиков, весело переглядывались, не удерживая на своих лицах скептические улыбки.

Появление "японского лобби"

в академических и журналистских кругах Москвы

Поведение и Ельцина, и Горбачева в вопросах, связанных с советско-японскими отношениями, напомнило мне в 1990-1991 годах некое странное соревнование в том, кто из них дальше и быстрее пойдет на уступки японцам. Похоже было, что и тот и другой ориентировались в своих подходах к Японии на схожие по своим взглядам и устремлениям группы политических советников из числа научных работников академических институтов, мидовских чиновников, а также некоторых журналистов и работников Международного отдела ЦК КПСС, склонных к забвению национальных интересов страны ради личных карьеристских соображений. Прикрываясь разговорами о "новом мышлении" и японо-советском добрососедстве, эти мнимые знатоки Японии стали исподволь расшатывать ту твердую и ясную позицию, которую занимал Советский Союз в отношении японских территориальных притязаний на протяжении минувших тридцати лет. Активное содействие в этом деле им оказывали японские научные и политические круги, приглашавшие в Японию многих из упомянутой прояпонски настроенной публики либо для участия в различных японо-советских симпозиумах, либо для чтения лекций с оплатой авиабилетов и гостиниц. В 1989-1991 годах эти лица образовали в Москве нечто подобное "японскому лобби". Именно они стали тогда хором ратовать за скорейший визит в Японию Горбачева с целью "радикального" решения территориального спора двух стран.

В августе 1989 года в кремлевских верхах было принято решение о визите Горбачева в Японию в 1991 году. Это решение побудило ближайших горбачевских советников вплотную заняться тем, как обеспечить этому визиту "впечатляющий успех" и "всемирный резонанс". Ведь поездка в Страну восходящего солнца и задумана была как большое пропагандистское шоу, как наглядная демонстрация торжества "нового мышления", а поэтому завершиться она должна была не иначе как триумфальным "историческим прорывом" в советско-японских отношениях.

Только вот как осуществить "исторический прорыв"? Это стало все больше озадачивать "мудрецов" из горбачевского окружения, хорошо понимавших, что "прорыв" этот мог быть куплен у японцев лишь ценой уступок японским территориальным притязаниям. Понимали это и А. Яковлев, и Е. Примаков, и Г. Шахназаров, и Г. Арбатов, неоднократно бывавшие в Японии и знавшие упорство японских государственных деятелей. Но в умах этих царедворцев, привыкших эксплуатировать ненасытное честолюбие Горбачева, стремление обеспечить визиту "блистательный успех" преобладало над всеми прочими соображениями.

Вот почему в ходе подготовки к неизбежному территориальному торгу с японцами группа горбачевских советников сделала ставку на достижение в споре с японцами некого "справедливого компромисса", а следовательно, на уступки японцам какой-то части Южных Курил.

Именно такой установкой стали руководствоваться далее те политологические академические центры, которые "по старой памяти" продолжали исподволь курироваться Е. Примаковым, несмотря на то, что последний в связи с выдвижением его на пост председателя одной из палат Верховного Совета СССР формально покинул руководящие посты в стенах Академии наук СССР.

На эту установку были сориентированы в те дни, в частности, группы специалистов-японоведов в Институте мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО), Институте востоковедения АН СССР (ИВАН) и Институте Дальнего Востока АН СССР (ИДВ). В двух первых из названных институтов разработкой возможных компромиссных вариантов решения территориального спора с Японией, а также апробированием их в японской среде занялись верные помощники Примакова, "выведенные им в люди" еще в дни его пребывания на посту директора Института востоковедения АН СССР. В ИВАНе за это взялся кандидат исторических наук К. О. Саркисов, назначенный в 1986 году по рекомендации Е. Примакова моим преемником - заведующим отделом Японии, а в ИМЭМО - кандидат исторических наук Г. Ф. Кунадзе, назначенный в 1987 году все тем же Примаковым заведующим сектором Японии. В ИДВ - центре, менее связанном с горбачевской командой советников, зондажем той же темы сепаратно и не столь активно занялись директор института М. А. Титаренко и заведующий одним из секторов института профессор Д. В. Петров.