Игорь Латышев - Япония, японцы и японоведы

Уделяя главное внимание вопросам политического и социально-экономического характера, редакция "Правды" не ждала от меня статей, посвященных описанию экзотических сторон жизни японцев, будь то религия, культура или искусство. Да и у меня самого не лежала душа ни к этнографической, ни к искусствоведческой, ни к литературоведческой тематике. Японская экзотика интересовала меня лишь как туриста. Во время прогулок по Токио и поездок в отдаленные районы страны я с удовольствием фотографировал японок в ярких кимоно, цветение сакуры, синтоистские храмы, самурайские замки и уличные ритуальные шествия, устраивавшиеся соседскими организациями в дни местных религиозных праздников. Но эта экзотика, искусственно сохранившаяся тогда и сохраняемая по сей день, интересовала меня не сама по себе, а лишь с точки зрения ее политической, идеологической и коммерческой подоплеки. У меня никогда не возникало желания описывать в деталях религиозные церемонии в синтоистских и буддийских храмах, танцы гейш в киотоском квартале Гион, содержание спектаклей театра Кабуки, замысловатые ритуалы и сложные правила поведения борцов сумо и т.д. и т.п. Зато мне всегда хотелось выявить закулисные политические силы, заинтересованные в культивировании японского национализма и содействовавшие сохранению в быту японцев средневековой национальной экзотики. Иначе говоря, меня увлекал поиск социальных и политических корней японского национализма, который в первые послевоенные годы несколько заглох, но потом, в 60-х - 80-х годах, стал снова важным фактором внутриполитической жизни страны. Не случайно поэтому моей первой публикацией, написанной по возвращении из Токио в Москву в порядке плановой научной работы, стала статья о роли религии в политической жизни современной Японии. Если же говорить об источниках информации о Японии, то таковыми стали для меня личные наблюдения и беседы, с одной стороны, и чтение газет - с другой.

Часто заглядывал я в то время в книжные магазины квартала Канды района, хорошо известного всем японским книголюбам. Там меня интересовала в первую очередь литература по вопросам экономики, социологии, истории, политики и права. Все книги о Японии, в которых так или иначе затрагивались эти вопросы, я старался покупать в расчете на их использование в Москве по возвращении на работу в Институт востоковедения.

Что касается японской художественной литературы, то мои попытки вчитываться в произведения японских писателей не принесли мне ни удовольствия, ни пользы. Не оставило у меня, например, большого впечатления чтение таких шедевров японской национальной литературы, как повести Кавабата Ясунари "Тысяча журавлей" и "Снежная страна". Мне эти произведения показались слишком слащавыми и оторванными от общего хода событий, происходивших в послевоенной Японии, от реальной жизни ее населения. А между тем многие московские японоведы, особенно из числа научных работников женского пола, в своих исследованиях выражали искренние восторги по поводу подобных произведений японской литературы.

Как говорится, о вкусах не спорят. Но иногда наблюдения за повседневным бытом японцев все-таки вызывали у меня желание поспорить с теми нашими почтенными дамами-японоведами, которые в своих книгах, статьях и лекциях взахлеб восторгались японцами как уникальным народом, которому свойственно "необыкновенное чувство красоты" в природе и духовном мире. Не раз приходилось мне слышать из их уст умиленные восклицания: "Есть ли еще такая страна мира, в которой миллионы простых людей приходят в парки и часами любуются цветущей японской вишней - сакурой!" Да, верно, такая традиция сохраняется в Японии с давних времен. Да, верно, что и по сей день ежегодно, когда в апрельские дни в парках и скверах страны расцветает сакура, многие тысячи, а может быть и миллионы, направляются туда, чтобы, как говорят они сами, "любоваться цветением сакуры". Но прежде чем восторгаться, следовало бы лучше посмотреть на это "любование" в реальной действительности. За время пребывания в Японии мне довелось много весенних сезонов наблюдать эти массовые выходы японских обывателей в парки с деревьями сакуры. Цветет японская сакура действительно красиво! Но так ли уж любуются ее цветами японцы? Для большинства из них "цветение сакуры" это лишь благовидный повод для проведения на воздухе веселых пирушек и пикников. Расстелив под вишневыми деревьями циновки и клеенчатые постилки либо притащив туда скамейки и топчаны, большие группы рабочих, чиновников, служащих фирм и просто родственников рассаживаются кружками, вынимают из сумок, рюкзаков и картонных коробок бутылки сакэ, а еще чаще бутылки крепкой японской водки сётю, раскладывают на циновках и клеенках различные закуски и приступают к делу. А затем, спустя пятнадцать-двадцать минут, захмелев, начинают горланить песни, а те, кто способен держаться на ногах и не падать, пытаются танцевать.

Не всегда эти веселые пирушки под сакурой кончаются по-хорошему. Гуляя в апреле 1958 года по парку города Нара, где под каждым из вишневых деревьев галдели полупьяные компашки, я наблюдал отвратительную сцену драки, в ходе которой с обеих сторон участвовали десятки хмельных "любителей цветения сакуры". Били они друг друга и кулаками, и пивными бутылками. А усмирять буянов пришлось, в конце концов, полиции. До сих пор у меня в альбоме сохранились фотоснимки этой драки, снятые мной, правда, тогда, когда накал сражения уже ослаб. Тем не менее снимки дают, как мне думается, наглядное представление о тех "эстетах" которые пришли в тот день в нарский парк "любоваться цветением сакуры".

Не обнаружил я большой любви к "красоте" и в японской кинематографии. В конце 50-х - начале 60-х годов кино было, пожалуй, самым массовым и любимым видом развлечения японцев. Телевидение еще только начинало входить в повседневный быт японских обывателей. В большинстве простых семей страны телевизоров тогда не было. Телевизионные приемники уже стояли в закусочных и кафе для привлечения тех, кого интересовали телепередачи. Иногда в дни трансляции на телеэкранах национальных соревнований борцов сумо, а также известных бейсбольных команд такие закусочные бывали до отказа заполнены гостями. Заказав себе собу, чикенрайсу или пиво, они не спешили удаляться и на протяжении часа и более безотрывно смотрели на то, что показывалось на телеэкранах.

Кинотеатры же в те годы по вечерам были полны. Но вскоре не только я, но и мои соотечественники, включая и самых уважаемых почитателей японского искусства, убедились в том, что японские фильмы в подавляющем большинстве своем скучны, примитивны и бездарны. Исключение составляли лишь считанные единицы. Таковы были фильмы Курасавы Акира. Некоторые из них оставили у меня на всю жизнь глубочайшее впечатление. Пример тому - фильм "Как поживаешь, трамвай?" ("До дэс ка дэн"), в котором с беспощадной правдивостью была показана мрачная жизнь обитателей одного из токийских лачужных кварталов. Потряс меня тогда же до глубины души и фильм Синдо Канэко "Голый остров". Трагическая гибель единственного ребенка у бедных супругов-крестьян, которые от зари до заката, из месяца в месяц, из года в год трудились на каменистом поле маленького изолированного островка, вызвала тогда слезы у многих зрителей, в том числе и у меня. Но такие кинокартины были все-таки исключением, а основную массу составляли похожие один на другой как две капли воды "исторические фильмы" о жизни средневековых вояк-самураев. Их называли тогда в Японии "тямбара эйга" собирательное название примитивных кинокартин, главное место, в которых отводилось показу самурайских междоусобиц. Положительными героями этих фильмов были, как правило, благородные, бесстрашные забияки - предводители самурайских отрядов, ведшие непрерывные сражения с такими же, как они, но "плохими" соперниками, наделенными различными пороками и одержимыми злыми намерениями. При просмотре таких фильмов в течение двух с половиной часов зрители то и дело слышали истошные вопли самураев, метавшихся с озверелыми лицами по экрану в своих экзотических одеяниях с мушкетами, мечами и копьями в руках. Но большинству молодых зрителей-японцев такие фильмы нравились. Иногда они попадали в зал не сразу, а выстояв предварительно в длинных очередях за билетами.