Антон Кротов - От -50° до +50° (Афганистан: триста лет спустя, Путешествие к центру России, Третья Африканская)

Шёл я ещё часа два, и вот сгустился уже вечер, как вдруг догоняет меня КАМАЗ, едущий в одну из соседних деревень, гружёный мешками с того самого месторождения. Вероятно, уголь. Забрался в кузов, поехали! По дороге подсел другой стопщик — молодой солдат, поздоровались.

Вскоре после захода солнца въехали в большое село, где было даже электричество от мини-ГЭС на ручье. Я зашёл в харчевню, надеясь пропитаться и переночевать там. Со мной зашёл и солдат. Но не успел я заказать никаких блюд (а та харчевня была пуста, мы с солдатом были единственными посетителями, плюс ещё три человека местных тусовались там — местное начальство, наверное, и использовали чайхану как клуб посиделок) — не успел я ничего заказать, как солдат прицепился ко мне, потребовал паспорт, а также чтобы я открывал рюкзак и доставал загадочные «талаши».

— А ты-то сам кто? — возмутился я по-русски. — Что теперь, у меня каждый будет в рюкзаке ковыряться? Сам свой паспорт покажи!

Солдат делал вид, что не понимает. Тогда я показал ему большой цветной плакат на стене столовой, призывающий всех паспортизироваться: «Без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек. Получи афганский паспорт и счастливым будь вовек!» Примерно так, но в картинках.

Солдат затрясся от гнева, но всё же пошёл злобно на улицу, где у него в узелке хранился «паспорт» или скорее военный билет — крошечная чёрно-белая карточка размером чуть больше визитки, ламинированная, с крошечной фотографией, трудно поверить — фото размером полсантиметра, с одну тетрадную клеточку! Я осмотрел документ, признал его подлинность (хотя на такой фотографии даже мужика с бородой от тётки в чадре не отличить), и вернул нервному владельцу, который весь (вместе со своим автоматом) дрожал от нетерпения поковыряться в моём рюкзаке. В обыске приняли участие обитатели харчевни, они сказали, что они тоже полиция.

Разумеется, никакие талаши в рюкзаке у меня не были найдены: лишь кружка да кипятильник, спальник да коврик, книжки да шмотки, да половина недоеденного хлеба из водительских даров, да ещё фотоплёнки с фотоаппаратом. Стал всё собирать обратно.

— Дай мне бакшиш! — неожиданно предложил солдат.

Я ударил его по лицу. Он сперва растерялся, но ударил меня тоже. Я начал словесную перебранку, понимая, что в случае серьёзного разбирательства у него преимущество — автомат. В этот день я был злой, потому что четыре раза подряд мне встретились дураки: сперва пешеход, что сдал меня ментам, потом сами менты-талашеискатели, затем водитель, мечтающий получить сто долларов, и вот мент-попрошайка. В итоге, ночевать в этой харчевне я не стал: обозвал солдата «девона» («дурак», единственное известное мне ругательное слово) и ушёл в ночь.

Конечно, не стоило мне нервничать и обижать солдата, тем более что это дело опасное. Был бы солдат умным и бородатым, как все «правильные» афганцы, он бы не попросил бакшиш, а сам бы угостил меня в харчевне (хотя тоже может быть обыскал бы). А не был бы я уставшим и голодным, вообще проблем не было бы и я спокойно обыскался бы и тоже солдата бы бить не стал. Но вот, к сожалению, стечение обстоятельств привело к конфликту, и таким образом я не только испортил себе и солдату настроение, но и остался без ужина.

Поскольку было уже темно, а других столовых, мечетей и прочих общественных заведений в деревне я уже найти не мог, решил заночевать на поле в стогу. Отошёл метров на триста от несчастливой харчевни, доел свой заветный хлеб с водою и завалился спать. Ночью меня никто не беспокоил, талаши не искал.

Кстати, я так и не уточнил, что же такое «талаши». Если это оружие, то какое маленькое оружие влезет в отсек для батареек у карманного фонарика? Если же это наркотики, то какой же дурак иностранец потащит пешком из одной провинции Афганистана в другую наркотики в фонарике, в то время как гораздо проще провезти их оптом, в мешке с углём, на КАМАЗе, осле или верблюде, которые, разумеется, никто досматривать не станет. Да и дорого выйдет афганцам нанимать в наркокурьеры иностранца. Свои перевезут оптом, быстрее, надёжнее и дешевле. Хотя за два путешествия по стране, в 2002 и 2005 годах, я так и не встречал хвалёных маковых посевов, и ни один афганец не предлагал мне приобрести по дешёвке хоть горсточку наркотиков, о которых так много пишут журналисты.

Утром я довольно быстро дошёл до развилки дорог; здесь к моей глуховатой дорожке примыкала другая, более оживлённая трасса Чарикар—Бамиан (тоже, конечно, грунтовая, но шириной в две машины, а не в одну). Прохладным утром я прибыл в Бамиан.

Городок этот, в долине реки Бамиан, небольшой, тихий и уютный. Расположен на высоте 2000 метров над уровнем моря, поэтому здесь не так жарко, как в Мазари-Шарифе или в Кандагаре. Город выстроился вдоль речки одной основной улицей. Двухэтажные глиняные и цементные домики на этой улице представляют собою гостиницы, харчевни, магазины и лавки ремесленников, все обвешанные предвыборными плакатами. Во многих магазинах стоят банки знакомой всем нам сгущёнки с синими этикетками, я купил одну — ба! Производство Украины! Полтавская область! Надо же, тащить сгущёнку, на каком-нибудь КАМАЗе через пять стран, 5000 километров, да и наконец по таким дорогам! Цена была двойная, а содержимое (как потом я обнаружил) склеилось комками и слегка горчило. Афганское солнышко поджарило украинскую сгущёнку. А вот другого украинского продукта — сала — тут, конечно, не было.

Из чудес техники — в Бамиане работает афганская сотовая связь, попадаются люди с мобильниками! А также неплохое, уютное и дешёвое, Интернет-кафе, в котором я встретил иностранцев: парня и девушку.

— Я из России, а вы откуда? — спросил я их.

— Из Кореи.

— Из Южной или из Северной?

Они засмеялись:

— Из Южной, конечно. А как вы добрались до Бамиана? Сколько с вас содрали афганцы за аренду машины?

Я объяснил, что машину не арендовал и достиг Бамиана своим ходом и автостопом. Интуристы чрезвычайно удивились.

Лавки выходят своими «парадными витринами» и портретами кандидатов на базарную улицу. А задняя сторона этих лавок весьма грязна и выходит к реке. Здесь мясники потрошат мясо, рыболовы возятся с рыбой, а работники харчевен выливают помои, так что вонь там изрядная. Любопытно, что параллельно в этой реке стирают бельё, плещутся холодоустойчивые дети.

За рекой (через неё есть мост) находятся поля, а за ними — высокий склон горы, возвышающейся метров на двести над полями, рекой и городом. В этом склоне, довольно мягком, с древних времён были вырыты сотни дырок-пещер. Если вы были в Сирии, в деревне Маалюля есть такие же есть дырки — кельи монахов, что жили там в древности. Эти дырки в Бамиане тоже были кельями монахов (буддийских), и они же вырыли три самые большие ниши, в которых когда-то были статуи Будд, которые после их демонтажа стали так известны. Сейчас на деньги американцев статуи стараются восстановить, и к одной из дырок даже подогнали кран, но непонятно как и из чего будут восстанавливать. Реставраторы — главная беда всех древних сооружений. Вероятно, новых Будд отольют из цемента, ибо других методов реставрации азиатские археологи не знают. Противно бывает видеть «древние» крепости и замки, обновлённые цементом и бетоном, или же Золотые Ворота в Киеве — тоже бетонные, сооружённые в 1983 году в честь 1500-летия города. Уж лучше настоящие полуразрушенные временем стены и замки, чем кирпичный, цементный, бетонный, пластмассовый разукрашенный новодел.