Петр Семенов-Тян-Шанский - Путешествие в Тянь-Шань

Только когда погасли последние лучи, освещавшие своим розовым блеском величественного «царя духов» (Хан-тенгри), я удалился в свою палатку и при тусклом свете своей лампады разобрал собранные мной в этот день ботанические сокровища. Между ними оказались два совершенно новых вида растений, получившие впоследствии название Cirsium nidulans и Cortusa semenovi. Всего же собрано было мной в этот день 50 растений. [71]Из этих 50 высокоальпийских растений 30 можно считать аборигенами Заилийского края и Семиречья, то есть старой Джунгарии, но из них 4 доходят до Гималайского хребта, 5 до Алтая, а 7 распространяются и по всей алтайской системе. Остальные 20 видов переходят и в Европу, а именно 10 принадлежат к европейским полярным формам, а 10 к европейским высокоальпийским, находимым на Кавказе.

В ночь на 27 июня над нами разразилась снежная буря.

27 июня в 5 часов утра, выйдя из своей палатки, занесенной снегом, я нашел, что спавшие недалеко от меня под огромной кошмой (киргизским войлоком) были буквально погребены снежной пеленой. Двое или трое из них уже выбрались из своих снежных нор и весело помогали своим товарищам выбираться из-под занесенного снегом войлока, под которым они расположились с вечера. Впрочем, температура была выше вчерашней. Термометр Цельсия показывал +3°, и снег быстро таял в лучах южного солнца. Казаки разбрелись во все стороны собирать топливо, причем один из них, разрывая тающий снег, наткнулся в пределах нашего бивака на предмет, произведший на всех нас очень тяжелое впечатление. Под снегом оказался тщательно завернутый в войлок и одетый в халат, белье и сапоги труп богинца. Труп этот прекрасно сохранился в атмосфере ледяной зоны. Без сомнения, это был один из богинцев, бежавших с поля битвы на Заукинском перевале в мае 1857 года. Раненый или обессилевший в битве, он добрался со своими товарищами до Сары-джаса и, окончив здесь свою жизнь, был тщательно завернут ими в войлок и оставлен под снежной пеленой.

Напившись чаю, мы снялись со своего бивака уже в 6 часов утра с тем, чтобы, перейдя Сары-джас, предпринять восхождение на поднимавшийся на южной его стороне снежный хребет, достигнуть вечного снега и измерить высоту снежной линии на северном склоне Тенгри-тага.

Река Сары-джас, на берег которой мы скоро вышли, поразила меня млечно-бело-зеленоватым цветом своей воды, очевидно питаемой ледниками. Переправа через реку не столько была затруднена ее быстротой, которая не была чрезмерна, сколько множеством рукавов и глубокими ямами, оказавшимися в некоторых из них. Тем не менее переправа наша с верблюдами совершилась благополучно, хотя заняла немало времени. Впрочем, я сам выиграл много времени, оставив весь отряд на берегу реки у переправы и отправившись на восхождение налегке с Кошаровым, тремя казаками и двумя киргизами.

Подъем с продольной долины, имевший до 3000 метров абсолютной высоты, был доступен для наших лошадей, необыкновенно привычных к горным восхождениям. Притом же наши проводники, со свойственной горным каракиргизам сообразительностью, вели нас кратчайшим и легчайшим путем к ближайшим полянам вечного снега. Растительность на скатах, по которым мы поднимались, была высокоальпийская. Подъем оказался очень крутым, но часа через три мы добрались до того, что уменьшившаяся крутизна не мешала уже нам видеть снежные вершины. Только каменные россыпи очень затрудняли нам дорогу. Это были не свежие камни мелкой осыпи, а глубоко врезавшиеся в землю и торчащие из нее острые и крупные камни – может быть, остатки старой морены.

Наконец, мы добрались до снежных пятен, а затем стали подниматься и по сплошному снегу, но снег этот был свежевыпавшим в предшествующую ночь и прикрывавшим небольшие поляны вечного снега. Здесь, забравшись на доступную для наших лошадей вершину, покрытую на своем северном склоне вечным снегом, я сделал гипсометрическое измерение, давшее мне 3950 метров, которые составляют как высоту снежной линии на северном склоне Тянь-Шаня, так и высшую точку, мной достигнутую в этом хребте. Так как это было в 2 часа пополудни и времени оставалось еще достаточно, то я просил моих проводников помочь мне спуститься на Сары-джас по возможности ближе к тому месту, где эта река врезывается в горы диким и недоступным ущельем, которое приходится обходить через высокий горный перевал.

Часа полтора мы употребили на спуск диагонально к Сары-джасу, до которого дошли в четвертом часу пополудни, и вышли на него в том месте, где каракиргизы, едущие из кочевьев Бурамбая в Семиречье, останавливаются на втором своем ночлеге. Отсюда я отправил одного из своих казаков вверх по Сары-джасу к нашему отряду с распоряжениями насчет места для ночлега, а сам решился пройти вниз по Сары-джасу еще часа два или более, для того чтобы видеть, откуда обходная дорога отделяется от Сары-джаса и где эта река входит в горное ущелье.

В эти два часа спуска вдоль течения Сары-джаса я успел получить сколь возможно обстоятельные сведения о всем пути от бурамбаевских кочевьев на Санташе до того города Семиградья, в который эта дорога ведет, а именно Турпака. Проводники рассказали мне, что путь в Кашгарию, на котором мы находились, является единственно удобным в промежутке между Заукинским и Мусартским горными проходами. От аулов Бурамбая до города Турпак они доходят в семь дней. Первую ночь ночуют на Кок-джаре около того места, где мы имели свой ночлег с 25 на 26 июня. Вторую ночь, перейдя трудный Кокджарский горный проход, они ночуют на Сары-джасе на том месте, до которого мы дошли в этот вечер. На третий день они поднимались по дороге, идущей в обход ущелья, через которое пробивается Сары-джас, на горный перевал Куйлю, переходили через него и ночевали на южной его стороне. Вершина перевала всегда бывает покрыта снегом. Но под этим снегом есть лед, так что, по-видимому, дорога проходит через ледник, сползающий с одной из вершин Тенгри-тага. Впрочем, переход через этот перевал мои проводники считали менее высоким и менее затруднительным, чем переход через Кокджарский горный проход.

Четвертую ночь они ночевали на Ишигарте – довольно низком перевале, по-видимому, через южное предгорье Тянь-Шаня.

Пятую ночь ночевали на реке Чолок, а на шестую уже располагались на ночлеге в виду китайского караула, расположенного перед Турпаком.

На горный проход Куйлю, кроме дороги, переходящей через тянь-шаньский водораздел между реками Кок-джар и Сары-джас, в величественном Кокджарском горном проходе выходит еще и другая дорога, переходящая тянь-шаньский водораздел между вершиной реки Тургень – Ак-су и Сары-джасом, но считавшаяся в мое время затруднительной.

Вот все, что я мог в то время узнать о путях, обходящих непроходимые сарыджасские теснины и ведущих в Кашгарию. Затем, когда день начал уже склоняться к вечеру, мы повернули назад вверх по Сары-джасу и уже довольно поздно ночью достигли ночлега нашего отряда. Ночь была теплее прошедшей, и снег не падал.