Андрей Убогий - В стране радости

Откуда, куда течёт Ганга? Она перетекает из бесконечности в бесконечность — и ей совершенно нет разницы, что, зачем и куда нести в толще медленных вод, какие тела перекатывать по иловатому дну; её, Гангу, мало интересуют те отражения и миражи, что жизнь оставляет на глади лоснящихся вод. Её не разбудит ни людской гвалт на её берегах, ни даже огни, песнопения и барабаны красочных пудж. У вод Ганги, как и у жизни индуса, нет цели — и в этой бесцельности скрыта и сила её, и её обречённость…

Всё-таки странно, что индуизм не вырос до мировой религии. Являясь едва ли не самой древней религиозной системой на свете, включая в себя более миллиарда верующих — индуизм, тем не менее, ограничен пределами полуострова Индостан и одним государством.

Самое первое впечатление (а оно-то как раз и бывает почти всегда верным) — это то, что в Индии религиозны практически все. Или, иными словами: здесь нельзя жить, не являясь приверженцем индуизма — настолько эта религия растворена в самом воздухе Индии и наполняет собою индийскую жизнь.

Считается, что в индуизме 16 тысяч богов. Разумеется, это весьма приблизительно — приходилось читать и слышать другие цифры — но, в любом случае, пантеон индуизма населен очень густо. Среднему человеку невозможно даже просто запомнить имена всех божеств — не говоря уже о том, чтобы познакомиться с ними поближе. Конечно, среди этих тысяч богов есть главные — такие, как Вишну и Шива — а есть и второстепенные; но само изобилие разных божеств создает совершенно особенный тип и настрой индуистского мировоззрения. Боги всюду, куда ни ступи или ни посмотри; всё, что нас окружает — священно; весь мир пронизан незримыми силами, связями и отношениями; реальность — лишь тонкая плёнка, лежащая на таинственной сути вещей и явлений; от нас в этом мире — всерьёз ничто не зависит… Вот беглый абрис, приблизительный контур индуистского отношения к миру. Порой кажется, что индусы себя ощущают живущими более среди богов, нежели среди людей: согласитесь, большое отличие от европейцев. Мы-то больше живём как-то сами собой, замкнувшись в реальности, как в скорлупе, и гул трансцендентного почти не доходит до наших ушей, оглушённых дурной суетой имманентного мира.

Что прежде всего видишь в Индии, выглянув ли из окна вагона, летящего меж деревень и полей, или высунув голову из конуры моторикши, или просто-напросто остановившись посреди улицы и поведя вокруг взглядом? Увидишь, скорее всего, индуистский храм с треугольным флагом над крышей и со свастикой, древним солярным знаком, чернеющей всюду, где только возможно. Храмы эти бывают не просто маленькими, а крошечными — словно строили их лилипуты — но перед любым, даже самым маленьким храмом обыкновенно увидишь цветы и плошку с молоком — то, чем индусы ублажают своих богов. Ещё больше, чем храмов, в Индии шивалингамов — символических изображений фаллоса бога Шивы — которые здесь буквально всюду: на набережных и тротуарах, в нишах на стенах домов, в магазинных витринах и вдоль обочин дорог. Форма лингамов одна — они все короткие, толстые, как молодой гриб-боровик, а размеры различны: от гигантских многометровых сооружений до совсем крошечных, размером с напёрсток — но к которым относятся, тем не менее, тоже с почтением. По сути, каждый из многочисленных шивалингамов — своего рода храм. Перед ним молятся, на него возлагают цветы, его просят о помощи — то есть делают всё, что положено в храме.

Мне довелось видеть и самый главный лингам, расположенный в Золотом храме Варанаси. Прежде чем войти в этот храм, пришлось вытерпеть такую процедуру досмотра, какой не случалось ни в одном аэропорту — да ещё заполнить подробнейшую анкету. Но эта. морока с лихвой окупилась открывшимся зрелищем. Вся территория храма была битком набита людьми — большей частью индусами — а туда, где располагался лингам, было вообще не пробиться. Кое-как протолкавшись в людской потной каше, я всё же увидел то, что всех так привлекало. На полу, в центре каменной ниши, до краёв засыпанной цветами, возвышался скромных размеров лингам — он был с небольшое ведро — а через ограду к нему тянулись сотни смуглых женских рук. Дотянуться до вожделенного фаллоса было непросто — мешали соседки, и цепи ограды, и общая атмосфера горячечного возбуждения, что царила в орущей, толкавшейся, жаркой толпе — но когда, наконец, кому-либо из женщин удавалось коснуться лингама — толпу оглашал пронзительный крик! Это был даже не крик, а стон; секунд пять или шесть продолжалось это символическое соитие женщины с Шивой — и за эти секунды начинала истошно орать вся толпа: зрелище ритуального совокупления приводило в исступление сразу многие сотни людей…

При посещении индуистских храмов, при созерцании статуй и изображений всех этих тысяч божеств, приходит странное чувство. Начинает казаться, что, раз богов в Индии так неописуемо много — то религия, как таковая, почти исчезает. Так, к примеру, разгул демократии — то есть разделение единой энергии власти на миллионы людей — означает, по сути, безвластие; так тайна, принадлежащая многим, перестаёт быть тайной.

Нечто подобное происходит и с многобожием: сакральная, тайная сила чудесного дробится по тысячам разнообразных божеств и оттого неизбежно слабеет. Поэтому от многобожия один шаг до атеизма. Показательна в этом смысле и дружба коммунистического Советского Союза с тогдашнею Индией: между многобожием индуизма и атеизмом не было психологически резкой и неодолимой границы.

Но религиозная палитра Индии не ограничена индуизмом. Больше того: Индия не была бы Индией, если бы в её духовном — как и бытовом — существовании не наблюдалось бы поразительно пёстрой смеси различных культур и религий. Как в настоящем индийском соусе должны обязательно присутствовать все четыре основных вкуса — то есть кислый, соленый, горький и сладкий, так и в духовном пространстве этой страны уживается нечто несовместимое.

Вторая по распространенности религия Индии — это ислам. И, хоть цифра в 12 процентов кажется не такой уж большой — не забудем, что в численном выражении это примерно соответствует населению всей современной России. Ислам — религия, противоположная индуизму. Многобожию, пестроте, женственной мягкости и пассивной созерцательности индуизма противостоит сухая, активная, жёсткая непримиримость арабского монотеизма. Разумеется, два эти мира — исламский и индуистский — не могут мирно сосуществовать; проблема «муслим-терроризма» на сегодняшний день — едва ли не самая серьёзная из политических проблем Индии. Но, с другой стороны, при всей напряжённости противоречий, возникающих между исламом и индуизмом, ислам нужен Индии, как некий противовес — или, можно сказать, как закваска бывает нужна для того, чтоб аморфное, женственно-вялое тесто поднялось и обрело бы в себе самом новые, жизненно важные свойства.