Виталий Тренев - Путь к океану

Немало было лишений, неудобств и даже опасностей, но Екатерина Ивановна стойко, без единой жалобы переносила все.

Невельской и его сотрудники были заняты постоянной и напряженной деятельностью. Сколько планов отважных предприятий возникало у них вечерами при трепетном свете свечей, сколько рассказав, ярких, еще горячих после пережитых приключений, передавалось за чайным столом офицерами, вернувшимися из экспедиций!

Невельской с горящими глазами узнавал о результатах исследований, блистательно подтверждающих его смелые гипотезы. Вместо "белого пятна" на географической карте под его рукой возникали никому еще не ведомые, но отныне незыблемые линии: извивы рек, штрихи гор и участков побережья, крайние восточные очертания материка Азии! Каждый прожитый день приносил новые успехи делу освоения Приамурья.

Но экспедиция испытывала нужду и в снаряжении и в питании. Огромным препятствием в трудах экспедиции было отсутствие хотя бы маленького, но надежного судна. Офицеры и казаки пользовались для своих путешествий гиляцкими лодками, утлыми и не приспособленными для плавания в лимане и проливе. Даже на Амуре они годились только в хорошую погоду.

Несмотря на то, что требования на плавучие средства для сообщения по реке, наблюдений и исследований в проливе были посланы своевременно, Невельской не надеялся что-либо получить в эту навигацию, зная недоброжелательное отношение к его экспедиции. Поэтому он в первых числах апреля заложил по составленным еще зимою чертежам палубный бот в 29 футов длиною и шестивесельный баркас. Работы подвигались быстро, постройка бота и баркаса летом могла закончиться.

В середине апреля пришла вторая почта из Аяна. Муравьев писал, что сам он сочувствует действиям Невельского, но Петербург повелевает капитану входить только в торговые сношения с племенами, живущими в устье Амура, и никаких дальнейших проникновении в край не делать; каменные, якобы пограничные столбы, найденные Миддендорфом на протяжении от Охотского моря до истоков реки Уды и далее к западу по южному склону Станового хребта, считать границей с Китаем. Обращая внимание Невельского на эти обстоятельства, Муравьев тем не менее уведомлял его, что он все же предписывает начальнику Аянского порта и камчатскому губернатору усердно содействовать экспедиции.

Вместе с письмом генерал-губернатора пришло письмо от начальника Аянского порта и фактории Российско-Американской компании Кашеварова. Оно ясно давало понять, что интерес Муравьева к амурскому делу упал и правление Российско-Американской компании не преминуло этим воспользоваться.

Кашеваров сообщал, что главное правление компании поручило ему смотреть на Амурскую экспедицию как на торговое отделение аянской фактории, а Орлову, Березину и другим людям, числящимся на службе компании, дать надлежащие инструкции как лицам подчиненным; в снабжении же экспедиции запасами и товарами отнюдь не выходить из пределов той суммы, которая была определена правительством. Наконец, ни под каким видом и предлогом не посылать с этими запасами судов компании, так как все это якобы должно перевозиться на судах казенных.

Кашеваров, видимо, был смущен враждебностью письма, так решительно и грубо проявленной по отношению к Невельскому и его задачам. От себя лично, как бы извиняясь, он добавлял, что вынужден отправить инструкции и предписания Орлову и Березину, хотя и сознает полную недостаточность снабжения экспедиции согласно упомянутым распоряжениям, но как лицо подчиненное и зависимое иначе действовать не может.

Невельской был взбешен. Все, от канцлера империи до низшего чиновника, настроены против него и прилагают все усилия к тому, чтобы сорвать его планы! Задыхаясь от гнева, он читал полученные депеши.

— Ну, нет-с, милостивые государи! Не так просто-с! Умру, а не сдамся я вам, департаментские крысы! — твердил он, стуча кулаком по столу.

Распоряжения компании не только срывали широкие планы Невельского, но угрожали голодной смертью всем участникам экспедиции.

Геннадий Иванович решил немедленно послать письмо Кашеварову и донесение генерал-губернатору. Екатерина Ивановна, зная неудержимую вспыльчивость Невельского, умоляла его подождать, не писать в гневе, чтобы еще больше не испортить свои отношения с компанией.

— Не беспокойся, — сквозь стиснутые зубы отвечал Невельской. — Я эту породу знаю-с. Немало они выпили моей крови, но я им не мальчик-с. Не так просто. Я им не по зубам-с.

И через день нарочный из тунгусов повез в Аян письма.

Кашеварову Невельской предписывал именем генерал-губернатора не считаться с распоряжениями правления компании и, смотря по возможности, на казенных или компанейских судах снабдить экспедицию заблаговременно запасами и товарами по требованию, посланному еще прошлой осенью. Невельской ставил его в известность, что приказал Орлову и Березину продолжать свое дело, не обращая внимания на инструкции Российско-Американской компании.

В депеше в адрес главного правления Невельской писал:

"Получив ныне от г. Кашеварова уведомление о распоряжениях, сделанных ему главным правлением компании, я нахожу их не только оскорбительными для лиц, служащих в экспедиции, но и не соответствующими тем важным государственным целям, к достижению которых стремится экспедиция. Распоряжения эти могут поставить нас в самое критическое положение, почему я вынужден был, как лицо, ответственное здесь за все, дать вместе с сим же предложение г. Кашеварову, которое просил его сообщить главному правлению компании. Полагая, что подобное распоряжение правления, явно препятствующее достижению упомянутой государственной цели, произошло от каких-либо недоумений или от неизвестности встречаемых здесь обстоятельств, я остаюсь уверенным, что после этого главное правление даст немедленно приказание г. Кашеварову в точности исполнить мои требования по снабжению экспедиции товарами и запасами".

Генерал-губернатору в подлинниках были посланы журналы исследований Бошняка и Орлова, записка Чихачева и донесение Березина.

Подчеркнув всю важность этих материалов, Невельской сообщал генерал-губернатору.

"Из сего, Ваше превосходительство, изволите видеть всю неосновательность и фальшивость убеждений в С.-Петербурге о Приамурском и Уссурийском крае и острове Сахалине, которые, по изложенным данным, должны составлять не китайскую принадлежность, как то думают и настаивают в С.-Петербурге, а русскую. Полная несостоятельность с упомянутым обстоятельством данного мне повеления, повторяемого почти каждую почту, при ничтожных средствах, которыми располагает экспедиция, очевидна, а распоряжения главного правления могут поставить нас в самое критическое положение, которое повлечет за собою уничтожение экспедиции.