Михаил Заплатин - В чертогах Подкаменной Тунгуски

Андрей Дженкоуль поманил меня пальцем:

— Посмотри!

Он подвел меня к одному из деревьев, среди которых лежали отдыхающие олени. В первое мгновение я испуганно отшатнулся от ствола: кора дерева шевелилась! Вглядевшись, я разобрался, в чем дело: ствол лиственницы снизу доверху был покрыт кроваво-красной массой насосавшихся крови комаров. Раздутые туловища насекомых готовы были лопнуть. Комары уже не могли летать. Было омерзительно видеть эту живую шевелящуюся корку из красных крохотных пузырей!

Это ужасное зрелище я даже не стал снимать на кинопленку (о чем теперь сожалею).

...Едва заметными тропами, а подчас совсем по бездорожью среди сырой болотистой тайги вели нас эвенки. Идти было нелегко. Олени хорошо идут по сырым местам: их копыта устроены так, что не вязнут. Зато мы там, где копыта животных только слегка продавливали мох, проваливались по колено.

Но вот пройдена болотистая впадина. Мы поднимаемся на возвышенность, длинным гребнем тянущуюся над тайгой. По гребню проложена оленья тропа. Несколько километров по роскошному сосновому бору — и сквозь деревья блеснула речка Чамба. Эвенки спустились к берегу и развьючили оленей. Это означало — сооружай лагерь!

В течение дня мы прошли междуречье Верхней Лакуры и Чамбы.

Чамба — небольшая таежная река, правый приток Подкаменной Тунгуски. Она течет в узком русле среди живописных берегов; здесь к самой воде спускаются зеленые поляны, усыпанные пионами и лилиями. Над водой свисают деревья-великаны. Иные уже давно упали в реку, но не сдаются, держатся корнями за берег, и их зеленые ветви торчат из воды. Рощи стройных лиственниц тянутся вдоль берегов реки.

Угрюма тайга на Чамбе, но есть в этой угрюмости что-то необъяснимо прекрасное.

На зеленом, усыпанном цветами берегу реки мы заночевали. Комар лютовал. Высокие языки пламени костра сотнями жгли надоедливых насекомых. Обожженные, они падали в ведро с кашей. Извлекать их оттуда было бесполезно: вместо вынутых падали десятки других.

Егор Иванович Малинкин, дежурный повар, помешивал в ведре и приговаривал:

— Сегодня ужин с комариным мясом!

На ночь мы устраиваемся с Малинкиным в одной палатке. Чтобы выгнать из нее комаров, разводим перед входом маленький дымокур и долго воюем с каждым насекомым. Егор Иванович чертыхается:

— Вот зараза! Не выгонишь — не даст уснуть. Муха по сравнению с комаром — насекомое куда ласковее!

— А может быть, мошка тебя больше устроит?

— Не-ет! Комар мошки слаще!

На другой день по берегу Чамбы мы дошли до небольшого порога на реке. Отсюда начинается тропа Кулика, ведущая в сторону реки Хушмы. Когда-то в этом месте на берегу стояла избушка.

Через некоторое время тропа уперлась в болото и исчезла в нем. Проводники сели верхом на оленей. Нам приходится идти почти по колено в воде, прыгать с кочки на кочку. Двое, потеряв равновесие, свалились в воду.

На этот раз я торжествую: в воду упали те, которые усерднее всех смеялись, когда я искупался в Верхней Лакуре. Проходя мимо них, я шепчу:

— Поздравляю с крещением!

Малинкин шутя замахивается на меня сапогом, из которого только что вылил воду.

На сухом месте Флоренский остановил всех и торжественно сказал:

— Поздравляю вас, товарищи, со вступлением на тропу Кулика!

Собственно, никаких следов тропы не видно — сплошное болото да чахлая тайга. Лишь на бурой торфяной жиже виднеются следы только что прошедшего оленьего каравана.

— Тридцать лет назад здесь действительно была тропа, — сказал Флоренский.

Через несколько часов мы вышли к глухой таежной речке Макикте, протекающей среди бесконечных болот, и направились вдоль ее русла. Приходится то и дело выливать из сапог воду и выжимать портянки. Начинает моросить дождь. Вода сверху и снизу!

Под ногами часто ощущается зыбун. Чтобы не пробить ногой шевелящуюся поверхность, мы, опираясь на палки, очень медленно переступаем с одного места на другое.

Метеоритная экспедиция пробирается сквозь тайгу

Идем следом за оленями, собирая на себя всю влагу с мокрых кустов. Одежда промокает насквозь. Комары назойливо лезут в уши, за ворот, больно кусают руки, лицо.

Наконец мы останавливаемся на чаевку. У костра оживаешь. Как только разгорается чудодейственный огонек, забываешь все таежные невзгоды. Магической силой обладает костер в тайге, ну а кружка крепкого чая буквально воскрешает человека!

Идя по тайге, я присматривался к участникам экспедиции. В Ванаваре произошло лишь официальное знакомство, а в походе я смог лучше узнать людей.

Две девушки, Оля и Тамара, старались всегда быть впереди. Правда, кавалеры находились сразу же, как только наши спутницы оказывались в затруднительном положении.

Самым старшим участником экспедиции был Петр Николаевич Палей. Но и он бодро отшагивал по болотам и не отставал от молодых.

Особенно восхищал меня начальник экспедиции Флоренский. Скромный и на первый взгляд неловкий человек, в тайге он оказался настоящим следопытом. Было удивительно, что коренной горожанин так свободно ориентируется в суровых таежных условиях. Он идет прямо через бурелом и сопки, бесстрашно пробирается через болота и топи. Ружье, спиннинг, компас и карта — вот его постоянные спутники. Неутомимый человек, истинный исследователь!

К вечеру мы достигаем верховьев Макикты. Перейдя ее, идем по болотистой впадине между сопками. На больших пространствах перед нами стоит сухой лес. На склонах некоторых сопок деревья сплошь повалены, причем стволы их направлены в одну сторону, словно здесь прошел гигантской силы ураган.

Кирилл Павлович остановил нас и показал вдаль:

— Обратите внимание: мы приближаемся к местам, которые подверглись действию взрывной волны метеорита. Цепь этих сопок Кулик назвал «Ожерелье Макикты».

В верховьях Макикты Кирилл Павлович вместе с небольшой группой остался на берегу для взятия проб грунта. Вместе с ними остался и я. Остальные с оленями ушли вперед. Мы развели костер, стараясь чаще подбрасывать в него сырой мох. Из костра валил густой белый дым, спасавший нас от наседавших комаров.

Когда были взяты пробы грунта, все уселись у костра. Зоткин с Кучаем старательно делали надписи на маленьких мешочках с землей — где и когда взята проба. Тамара складывала их в рюкзаки. Флоренский, развернув карту, помечал крестиками места, где еще нужно собирать пробы.

Вечернее таежное безмолвие окружало нас. Последние лучи солнца слабо пробивались сквозь стену темного леса. По берегам речки, разметав свои сучковатые ветви, стояли высокие старые лиственницы. Кое-где виднелись кедры, увенчанные густой хвойной шапкой. Чуть поодаль среди тайги возвышались небольшие бугры-сопки.