Михаил Заплатин - В чертогах Подкаменной Тунгуски

Это место нравилось Кулику; здесь во время двух его первых экспедиций была создана база, которую назвали Пристань на Хушме. Были построены дом, баня и лабаз.

(Лабазом в сибирской тайге называют маленькое строение в виде амбарчика, предназначенное для хранения продовольствия, шкур и разного охотничьего снаряжения. Он сооружается на четырех столбах, а чаще на двух высоко спиленных стволах деревьев, чтобы медведи, росомахи и другие звери не могли проникнуть к хранящимся в нем продуктам.)

Теперь этот маленький хуторок — наш главный штаб. Отсюда экспедиция должна совершить несколько радиальных маршрутов.

Эвенки загнали оленей на бугор над избушкой и стали устраивать чум.

— Сон алан, — крикнул мне Андрей, — иди смотри, как строится тунгусский дом!

Афанасий и Андрей вооружились острыми «пальмами». Эвенкийская пальма — это длинный, тяжелый нож, насаженный на метровую деревянную палку. Она заменяет топор, когда караван идет через непролазную чащу, помогает расчищать дорогу. Она полезна и при устройстве чума, когда нужно нарубить тонких жердочек для каркаса.

Я с восхищением следил, как эвенки орудовали своими пальмами. Они нарубили десятка два молодых лиственниц, аккуратно обтесали их. Три из них, потолще, перевязали вверху и эту треногу поставили на то место, где будет чум.

— Вот это и есть «сон алан», то есть, по-вашему, треножка, — сказал Андрей.

— А меня-то ты почему называешь «сон алан»?

— Да ты все время бегаешь с треножкой. Вот ты и есть сон алан.

А я-то вначале не решался спросить Андрея о значении этого слова, думая, что это просто ласковое обращение вроде «дорогой». Мы оба от души рассмеялись.

Вскоре вокруг треножки было наставлено много жердей, и каркас чума был готов. Оставалось только обтянуть его брезентом, шкурами и обложить древесной корой.

Наконец внутри чума задымил маленький костер-дымокур, который выгнал всех комаров. Жены эвенков стали готовить пищу. На экспедиционном костре внизу под бугром тоже готовился ужин. Я поспешил возвратиться к своим товарищам, несмотря на уговоры Андрея остаться у него в гостях.

— В другой раз, Андрей!

Вернувшись в экспедиционный лагерь, я увидел, что старик Янковский ходит среди строений на берегу Хушмы; каждый предмет давал ему тему для рассказа. На чердаке избы он обнаружил оставленные Куликом пробы пород и различные предметы.

— Как будто вчера я здесь был: все лежит на своем месте! — с удивлением и легкой грустью говорил Янковский.

Мы молча смотрели на него и не задавали вопросов: всем были понятны чувства человека, попавшего в знакомые места через много-много лет... Потом все потихоньку разошлись: пусть старик побудет наедине со своими воспоминаниями!

На другой день участники экспедиции принялись за дело. В их распоряжении были миниатюрные устройства — бутары, напоминающие маленькие драги для промывки золота. В бутаре установлены сильные магниты, улавливающие при промывке почвы частицы магнетита, которым особенно богата земля тунгусской тайги.

Вронский и Зоткин ежедневно занимались кропотливой работой. В разных местах тайги они брали грунт и промывали его бутарой, собирали и высушивали порошок магнетита, тщательно сортировали и записывали, в каких местах взята проба.

Затем высушенный порошок поступал в распоряжение Петра Николаевича Палея. Он раскладывал на земле свою походную химическую лабораторию и начинал священнодействовать. Метеоритное вещество, как известно, содержит никель. Присутствие этого металла и должен был определить Петр Николаевич.

Ученые предполагают, что при взрыве Тунгусский метеорит мог разорваться на мельчайшие частицы. Они осели в грунт, и теперь их можно выявить только химическим путем. Если метеорит был металлическим, обнаружить продукты его распада не составляет большого труда. Повышенный процент содержания никеля в частицах — один из признаков их метеоритной природы.

Палей долго и упорно возился с реактивами. Наконец, утомленный, он оторвался от приборов и разочарованно сказал:

— Нет никеля!

Итак, в пробах у избушки на Хушме этот металл не обнаружен. Ну что ж, впереди еще много маршрутов по тунгусской тайге, и надежда не покидала исследователей.

В 1929 году от Пристани на Хушме вдоль ручья Чургим в сторону Великой Котловины в лесу была прорублена тропа протяженностью восемь километров. Там среди болот, у подножия горы Стойковича, была построена последняя база — заимка Кулика.

Закончив работы на Хушме, наша экспедиция направилась к заимке. Мы идем по тропе мимо живописного водопада Чургим. Бурный ручей вытекает со стороны болотистой котловины. Пересекая невысокую цепь возвышенностей и образуя ущелье, он почти отвесной струей падает с двадцатиметровой высоты.

Водопад Чургим — одно из самых красивых мест по тропе Кулика. Шумные потоки, бегущие между камнями, спускаются, как по ступенькам, к ущелью, где брызжет прозрачная струя водопада. Струя падает в глубокий бассейн, в котором снуют маленькие ручьевые рыбки — гольяны. Тропа проходит вблизи Чургима и, поднявшись на гору, тянется вдоль каскадов.

Олений караван направляется по тропе. Вронский и Янковский вместе с некоторыми из молодых участников экспедиции избирают путь возле самой струи водопада. Цепляясь руками за камни, они поднимаются по ущелью к каскадам и от них выходят на тропу. Тропа заросла, слабо угадывается давняя просека. Поваленные стволы преграждают путь.

Дальше тропа выходит к болотам, окруженным цепочкой сопок. Мы приближаемся к знаменитой впадине, над которой произошел взрыв метеорита.

Ощущается легкое волнение перед этими известными всему миру мрачными и совершенно необжитыми местами, затерянными в глухомани тунгусской тайги.

Мы идем храня молчание. Очевидно, каждый из нас как-то по-своему переживает приближение к местам, ставшим уже почти легендарными.

Тропа подводит нас к горе Стойковича. Большим лесистым куполом она выделяется среди огромной болотистой впадины. В густом лесу у подножия горы неожиданно показываются домики. Рядом с ними на покосившихся столбах — лабаз. Это заимка Кулика, основная база куликовских экспедиций.

Константин Дмитриевич обходит домики. Как заросло лесом их старое становище! Молодые деревца, окружавшие когда-то заимку, превратились во взрослые деревья. Он подходит к избе, в которой хранилось буровое оборудование, заглядывает внутрь. Там все лежит на своем месте, как в 1929 году.

— Это мое хозяйство. Тридцать лет пролежало... — с грустью говорит Янковский.

Главная изба, в которой жил Кулик, заросла березняком. Чтобы попасть внутрь дома, перед самой его дверью потребовалось вырубать настоящую березовую рощу. Долго стучали топоры по стволам, пока открылся доступ к двери.