Зинаида Рихтер - На «Литке» к острову Врангеля

Ушаков передал своему заместителю большие запасы оставшегося продовольствия, муки и огнестрельных припасов.

Сегодня Ушаков без меховой камлайки, в желтых крагах, серых бриджах и клетчатой рубашке ковбоя с отложным воротничком.

Минеев сидит в старом доме, знакомясь с делами. Подолгу совещается с старым начальником острова. Метеоролог Званцев уже вошел в курс работ с помощью начальника научной части «спасательной» экспедиции В. А. Березкина, обревизовал метеорологическую станцию и приступил к наблюдениям. Каждый день влезает он с записной книжкой на вышку и что-то отмечает. Званцев, сменяющий доктора Савенко, доктор Сенатский, радисты-мотористы Богданов и Шатинский, молодые, горластые, несдержанные, вносят много шума и суеты. Эскимосы поглядывают на них опасливо и по пятам ходят за старым начальником.

Старцев — русский охотник, женатый на эскимоске, паразитический тип (на Чукотке часто встречаются подобные ему русские, живущие за счет эскимосов, пользуясь родственными связями с ними), все дни не отстает от Минеева и Ушакова, умоляя оставить его на острове и обещая исправиться.

— Оставайтесь, Старцев, — решает наконец Минеев, — но если не будете работать, вы ничего не получите. Имейте это в виду.

Эскимосы обратились к капитану с просьбой отвезти и передать от их имени родственникам, живущим в заливе Провидения и на мысе Чаплина, несколько тухтаков моржового мяса и письма, в которых они описывают свое житье на острове и зовут родных переселиться к ним. Дублицкий охотно согласился исполнить их просьбу.

В 2 часа дня закончились работу на берегу. Колония устроена, мы можем со спокойной совестью оставить остров. Минеев сам торопит капитана сняться с якоря в виду угрожающего наступления льдов.

В самом деле медлить больше невозможно.

Экипаж предупрежден и весь в сборе; кунгасы и шлюпки подняты на борт еще вчера вечером. В кают-компании накрыт прощальный чай, после которого, пожелав счастливо оставаться островитянам, мы отправляемся в обратный путь. Но сможем ли мы пробиться сквозь льды? Признаки пока не совсем благоприятны.

За чаем все чувствовали себя, как всегда в момент расставания. Остающиеся на острове колонисты бодрятся, но лица у них вытянутые. В 8 часов резкий протяжный гудок ледореза обрывает неклеющийся разговор.

— Ну, простимся, товарищи, — произносит капитан Дублицкий.

Опять на корме собрался весь экипаж, как неделю назад, когда встречали первых колонистов острова. Теперь команда сердечно прощалась с остававшимися на острове новыми колонистами. Правда, расставаться грустно. За длинный рейс успели мы в кают-компании свыкнуться со всеми, даже с воплями дикарки Вайкики и гавайским хором граммофона, который также переселился на остров.

Минеев благодарит начальника экспедиции капитана Дублицкого и весь экипаж за внимательное и заботливое отношение и за все ими сделанное для колонии.

— Когда придет время нас сменить, — сказал Минеев, — мы будем просить, чтобы за нами послали «Литке» под командой капитана Дублицкого, в прежнем составе. Только в этом случае мы будем уверены, что судно дойдет.

Перецеловавшись со всеми, колонисты направляются к трапу. Окружившие Ушакова эскимосы не хотят садиться в байдару без него. Со слезами на глазах они тянут его за рукав, приглашая возвратиться с ними на остров. Они, кажется, только сейчас поняли, что начальник покидает их. Ушаков до крови закусил губу. Зинаида Афанасьевна и эскимоска Анна, обнявшись, плачут.

Сердитый, резкий гудок над нашими головами напомнил, что пора расстаться. Темнеет. Впереди ледяная дорога.

Плывя к берегу, колонисты салютуют из ружей. Отвечаем гудками и ракетами. Долго еще в сумерках воет судовая сирена, а с берега кто-то, должно быть Званцев, взобравшись на возвышение, сигнализирует электрическим фонариком.

Уже в полной темноте дошли до мыса Гаваи и отдали якорь, чтобы с рассветом двинуться с острова дальше.

Когда мы подходили к острову Врангеля, у мыса Уэринг была совершенно чистая вода, а теперь к нему вплотную подступили тяжелые полярные льды. Выход из пролива на север — путь, которым мы пришли, закрыт непроходимыми ледяными барьерами. Нам ничего другого не остается, как повернуть к Геральду. Может быть на наше счастье, последние штормы и ветры разломали и разогнали тяжелые льды, которые мы видели к югу от Геральда, и нам удастся пробиться в этом направлении.

Сегодня убили белого медведя. Капитан и тот поддался охотничьему азарту и прикончил медведя со своего мостика из винчестера.

Г. А. Ушаков, как только подняли медведя, не говоря ни слова, засучил рукава и принялся снимать шкуру с полным знанием дела. С убитого медведя снимается шкура немедленно, хотя бы дело происходило на 60-градусном морозе, и у охотника вываливался из закоченевших рук нож. Шкуру медведя, убитого нами в пути на остров Врангеля, погубили неумелым обращением; она вся облезла.

Весь этот и следующий день мы бились в тяжелых непроходимых льдах, подвигаясь за вахту не более полумили. К прежним повреждениям прибавилось новое: у левого гребного винта отломилась лопасть (около двух тонн весом). Но постепенно лед становился легче, проходимее, появились большие полыньи. 7 сентября вследствие густого тумана пришлось лечь в дрейф. Около четырех часов дня открылся остров Геральд милях в пяти. Тяжелые торосы не позволяют подойти к острову. Ученым очень хочется побывать на Геральде, но, имея серьезные повреждения судна, пробиваться к острову неразумно. К вечеру выходим на чистую воду.

Идем полным ходом по направлению к мысу Дежнева, останавливаясь каждые четыре часа для гидрологических исследований. Наконец-то, 8 сентября выбрались на открытый простор.

За завтраком все особенно оживлены. Вспоминаем, как старший помощник капитана собирался, в случае неудачи и бесславного возвращения во Владивосток, соскочить, не доходя до пристани, в воду и вплавь добраться до дома.

Один Дублицкий в это утро молчалив и озабочен. Покончив с завтраком и прикрикнув на свою собачку Дези, настойчиво требовавшую свою порцию сахара, капитан достал из кармана пачку телеграмм.

— Мы идем на помощь «Ставрополю», — сообщает он в наступившей тишине. — Сейчас я вам прочту телеграмму, которую я послал капитану Миловзорову, узнав по радио, что «Ставрополь» затерт льдами.

«Капитану «Ставрополя», 8 сентября, восемь утра, 60°34′—173°25´;. Чистая вода. Свежий ветер и зыбь того же румба. Случае надобности предлагаю попутно оказать «Ставрополю» помощь в смысле проводки через льды. Дублицкий».

— Одновременно я посылаю телеграмму нашему американскому контрагенту Свенсену, — продолжает капитан. — Шхуна Свенсена «Нанук» находится в таком же положении, что и «Ставрополь», и нуждается в помощи.