Зинаида Рихтер - В солнечной Абхазии и Хевсуретии

Все южные черноморские кавказские города, как обсыпанный сахаром душистый вязкий рахат-лукум, быстро надоедают.

Приехав с севера, день-два, не больше, чувствуешь себя превосходно. Солнце, горы, море, тропическая природа опьяняют. Это настроение еще усиливают кахетинское и туземное. И не пробуйте отказываться: вы на Кавказе.

Проходят дни, все то же: декоративная зелень, посеребренные луной волны, одни и те же праздничные толпы на набережной. Выстроившиеся в ряд продавцы воды, с бочонками в зелени за спиной, щелкающие гранеными кружками, как кастаньетами: «Суук-Су, Суук-Су! Холодный, чистый вода!». «Казино» в восточном духе, стоны зурны, шашлык.

В Сухуме, на набережной, в один из первых вечеров, любуясь экзотическими опахалами финиковых пальм, эффектно освещенными электрическими лампочками, лунной тропой в море над затонувшим, некогда пышным греческим городом Диоскурией, я невольно сказала своему спутнику, местному поэту.

— Счастливый; постоянно живете среди этакой красоты.

— А вы могли бы, — сказал он, — проводить день и ночь, месяцы, годы в былых времен «Стрельне»? Здесь та же «Стрельна». Летом и зимой — вечно видишь одну и ту же зеленую декорацию.

Приезжие и курортные видят и знают только Абхазию — «Стрельну», вечно зеленую, феерическую, праздничную, Абхазию, которую можно видеть с автомобиля.

Быстро мчит мотор, покачивая и подбрасывая, создавая особое возбуждающее впечатление полета. В лицо дышит ароматный зной. Навстречу бегут выстроившиеся вдоль шоссе чопорные, строгие, словно католические монахи, перебирающие четками и слушающие проповедь, почти черные кипарисы, голые, напоминающие воинов-индусов, эквалиптусы, грезящие наяву, как сомнамбулы, чинары. С одной стороны — яркая синева моря и неба, с другой — не менее яркая зелень Абхазских гор, за которыми высятся мраморные вершины главного хребта.

Белые сухумские дачи утопают в зеленой пене садов — кипарисов, пальм, акаций. По мохнатым стволам взбираются голубые мышки — гроздья глициний.

Оставив автомобиль, бродите, как во сне, среди пальм, бананов, лавровишен, уродливых, гигантских кактусов, похожих на зеленые спруты, австралийских араукариев и других чудовищ, словно порожденных извращенной фантазией, охраняющих изящные, пунцовые мелкие японские розы, камелии, азалии.

Потом, опьянев от воздуха, солнца и цветов, в прохладной бывшей монастырской трапезной, расписанной картинами страшного суда, за длинным «апостольским» столом пробуется сладкое монастырское вино, а великан-эконом, пряча лукавые, скоромные глаза, рассказывает вам о прошлом монастырском быте, о монашеских «подвигах».

Курорты, монастыри, сады — это не Абхазия. Провести сезон в Сухуме или Гаграх не значит быть в Абхазии. Абхазов тут почти нет. Вы встречаете тех же москвичей и ленинградцев, отдыхающих работников.

Подлинная, цельная, самобытная Абхазия вдали от лазоревого побережья, его лжекультуры, в глубине гор, главным образом по реке Бзыби.

Трогательна история небольшого народа абхазцев, населяющих один из самых прекрасных уголков в мире; история, полная слез, страданий и подвигов.

Царское правительство долго боролось с непокорными абхазцами и проявило в отношении их исключительную жестокость. Для абхазского «виновного» населения было создано особое военно-народное управление, т. е. управляла и расправлялась военщина. Абхазам было запрещено селиться близ морского побережья, а также в нагорной полосе, чтобы они не могли иметь сообщения с Турцией и северо-кавказскими горцами.

Все лучшие земли горной полосы побережья были розданы сиятельствам, генералам, священникам или переселенцам-грекам, мингрельцам. Абхазы частью были истреблены; другие вынуждены были переселиться в Турцию.

После Советизации многие из абхазов, эмигрировавших в Турцию и взявших с собою в мешочке, надетом на шею, горсть родной земли, вернулись обратно.

В одном селении вернувшийся после революции из эмиграции старик-абхаз, ему лет сто, водил меня к дорогим ему могилам, к липе, посаженной его отцом, плакал и радовался, что все это ему пришлось увидеть, что его кости будут покоиться в земле его отцов.

Советская власть дала абхазам независимость, которую они всегда героически отстаивали. В Сухуме только в приемной предсовнаркома можно получить представление о крестьянской самобытной Абхазии. К тов. Лакобе, или как его попросту крестьяне называют в глаза и за глаза, к Нестору, идут со всяким делом, минуя все инстанции, в уверенности, что он выслушает и рассудит. Предсовнаркома Абхазии т. Лакоба пользуется любовью крестьян и всего населения. Тов. Зиновьев, когда был в Абхазии, пошутил, что Абхазию следовало бы переименовать в Лакобистан.

Маленького роста с трубкой у уха, Нестор Лакоба всегда оказывался победителем в турнирах с меньшевиками. На всех съездах, конференциях в нужный момент, когда надо было отстаивать интересы Абхазии, раздавался его тонкий, пронзительный голос:

— Товарищи, от имени трудовой Абхазии…

Во время предвыборной кампании в учредительное собрание в Сухум приехали меньшевистские лидеры, агитаторы. Объявили собрание в городском театре. Лакоба от имени небольшой тогда большевистской группы требовал, чтобы ему дали высказаться. Ему не давали говорить. Лакоба горячился, кричал:

— Я требую, чтобы голос Абхазии был выслушан.

Но «голосу Абхазии» предложили замолчать и покинуть театр. Тогда Лакоба прыгнул на сцену и… выхватил кинжал. В ярусах театра тоже засверкали кинжалы. Там был брат Нестора, Миша Лакоба, и другие товарищи.

Эффект получился поразительный. Меньшевистские лидеры покинули эстраду. Театр в одно мгновение опустел. Остались только сочувствующие Лакобе, который сел на председательское место и объявил собрание открытым…

Во главе абхазского правительства стоят абхазы, местные люди. Многие из них получили начальное образование в школе Афонского монастыря. Монастырская школа дала много революционеров.

Помню, в Новом Афоне, в вишневом саду, предабцика и драматург Чанба, вероятно вспомнив, как учеником таскал у монахов фрукты, влез на вишневое дерево. Сидевший со мною в тени пожилой монах в широкополой соломенной шляпе, в белой рабочей полотняной рубахе и штанах, не гармонировавших с его длинной косой, посматривая вверх на Чанбу, полушутливо говорил:

— Учил я его грамоте, не думая тогда, что из него на мою голову выйдет большевик-безбожник.

Интеллигенции в Абхазии мало. Получивших университетское образование абхазов можно по пальцам перечесть. Учитель Симон Басария, автор книги об Абхазии, живший долго в Турции, рассказывал мне много интересного о турецкой эмиграции, о выходцах с Кавказа во времена царизма.