Дмитрий Быстролетов - В старой Африке

— Взгляните сами, — сказала одна из рабынь, приподнимая полог палатки.

Умерший лежал на носилках, аккуратно обвитый белой материей.

— Нужно хоронить здесь, — размышлял вслух офицер. — По жаре тело везти нехорошо, да и гораздо достойнее придать его земле здесь, в горах, чем под стенами крепости.

— Конечно. Отдайте распоряжение о немедленных похоронах.

— А кому? Ведь священника-то нет с нами!

— Но солдат же вы хороните сами?

— Зарываем в песок. Вместе с убитыми в перестрелке животными. Так хоронить профессора не хотелось бы…

— Что же делать?

— Не придумаю. Нужно спросить у Сифа!

У свежевырытой могилы был выстроен взвод. За ним теснились туземцы. У ямы на носилках лежало тело. Над ним — Лионель, Лоренцо и Гай. Сиф бегал кругом, усердно стараясь придать захоронению торжественный вид.

— Можно начинать, мой лейтенант, — наконец прошептал сержант, утирая рукавом широкое лицо.

— Что начинать?

— Отпевание.

— Они переглянулись.

— Прочитайте молитвы, мой лейтенант!

— Я? Я не умею… Может быть, вы, граф?

— Я корсиканец, у нас хоронят иначе. Герр Балли был протестантом. Пусть ван Эгмонд помолится у тела.

Они были в явном затруднении, и Тэллюа шепотом спросила у Сифа, в чем же дело. Тот что-то прохрюкал в маленькое бронзовое ушко.

— Не умеют молиться?

Она была поражена. Она смотрела то на европейцев, то на тело, потом обернулась к служанке и передала ей эту совершенно непонятную новость. И на этот раз выручил Сиф:

— Не извольте беспокоиться, господа, сейчас все обтяпаем в наилучшем виде!

— Только не вы… — начал Гай. Сиф пронизал его взглядом.

— Не волнуйтесь, мсье. Вы не умеете, я не люблю. Но мы найдем специалиста. Он повернулся к солдатам.

— Эй, ребята, есть ли у нас священник? Молчание.

— Кто сумеет отпеть тело?

— Я, — ответил голос из рядов.

— Вали сюда!

Перед лейтенантом вытянулся длинный солдат лет сорока с усталым интеллигентным лицом и глазами.

— Рядовой № 8771 к вашим услугам.

— Вы — бывший священник?

— Бывший монах. Достаточно помню молитвы, чтобы отпеть тело.

— Начинайте, пожалуйста.

— Слушаю.

Это были живописные похороны. Аккуратно перевитое тело лежало перед неглубокой ямой. Бывший монах, положив винтовку, на землю, негромко, но ясно читал молитвы. За ним стояло четверо европейцев, Тэллюа и четкие ряды легионеров. Дальше толпились туземцы да пылали в раскаленном небе оранжевые зубья Хрггара.

Солдаты не знали порядка католических похорон, но набожное благочиние поддерживал пример сержанта: когда он крестился— все начинали креститься, и вслед за ним все повалились на колени.

Потом тело уложили в яму, забросали раскаленной землей и камнями и сверху придавили глыбой, на которой расторопный Сиф нацарапал штыком надпись. Взвод дал залп, куры и женщины бросились врассыпную… Все было кончено.

— Каким же образом вы попали в легион? — обратился к бывшему монаху Лионель, предлагая ему сигарету, чтобы подчеркнуть неофициальный характер беседы. — Что толкнуло вас на необычный путь?

— Духи, — отвечал печальный солдат. — Я люблю душиться… Всегда любил, признаюсь. Бывало, настоятель едва входил, как уже начинал морщиться: «Греховно смердит, ох греховно! Опять согрешил брат Гиацинт!» Это меня в монашеском звании именовали Гиацинтом. Но мне надоели вечные укоры. Тут подвернулась война. Я удрал из монастыря и поступил в гусары. Я венгр. В отставку вышел ротмистром.

— Ах, вот как!.. Почему же вы не подадите заявление об экзамене на звание сержанта? Ведь жить станет легче!

Солдат равнодушно улыбнулся и пожал плечами.

— Чинов мне не надо, за легкой жизнью не гонюсь. У меня в жизни случилась катастрофа. Дело чести, понимаете. Застрелиться не хватило мужества, и я похоронил себя здесь. Дослуживаю второй срок. И запишусь снова — буду служить, пока не убьют.

Солдат № 8771 докурил сигарету, взял под козырек и скрылся в рядах легионеров. Гай оглянулся — туземцы группами расходились к шатрам, легионеры стояли «вольно», ожидая дальнейших приказаний. Праздник был сорван, даже идти к Тэллюа не хотелось.

— Как все надоело! — страдальчески поморщился Лионель. — Четыре месяца… Еще четыре…

— Что вы намереваетесь делать?

— Отправляться дальше. Зайду к Тэллюа проститься, и через четверть часа выступаем. Эй, сержант, готовьте людей к походу!

Лоренцо и Гай остались у края дороги. Сквозь густую завесу пыли тускло сверкало оружие, ровно стучали по камням кованые солдатские сапоги. Они смотрели, как прошел последний верблюд, груженный пулеметами; душистый брат Гиацинт, задумавшись, плелся за ним с винтовкой за плечами. Лионель, остановившись в тени скалы, проверял людей.

— Свидание в Париже! На обеде у меня в день вашего приезда! — крикнул он Гаю, помахав рукой. — Ведь я буду дома раньше вас!

Легионеры скрылись из вида, только из-за поворота дороги доносился еще мерный топот. Постепенно все стихло… Лоренцо подошел к Гаю с любезной улыбкой.

— Мсье ван Эгмонд, трагическая гибель профессора спутала мои планы, но не должна спутать ваши. Пройдемте к Тэллюа, поговорим о том, что вам следует посмотреть в этих горах. Времени у вас немного, и нужно узнать самое главное.

Тэллюа, скрестив босые ноги, сидела на диване и грызла засахаренные орешки. Лоренцо и Гай, обложившись подушками, удобно расположились у ее ног на ковре. Подали чай. Хозяйка отослала прислугу.

— Итак, любезный граф, я слушаю вас с интересом.

Некоторое время Лоренцо, как бы собираясь с мыслями, молча курил, пуская перед собой дымок. Чувство опасности овладело Гаем. «Зачем он увел меня из становища? Где Аллар? Почему он исчез сразу после гонки?»

Лорепцо молча рассматривал синие кольца дыма, а Гай украдкой ощупывал в кармане браунинг. Пуля была в стволе. Вдруг он заметил, как Тэллюа взглянула на Лоренцо… «Между ними существует договоренность?»

Лоренцо приподнялся на подушках и приблизил свое лицо к лицу Гая. Его водянистые, как будто навсегда потухшие глаза возбужденно блестели. Едва подавляя ярость, он вдруг закричал:

— Для меня сокровище Ранавалоны — это жизнь. Слышите? Жизнь! Жизнь!! Нет, гораздо больше: золото для меня — свобода!

Тэллюа, смуглыми пальчиками выбиравшая с подноса засахаренные орешки, подняла голову и повернулась к Гаю. Гай ответил как можно спокойнее:

— Произошло недоразумение. Балли умер, не успев передать секрета.

Лицо Лоренцо передернулось, но он сделал усилие и овладел собой.

— Ван Эгмонд, отпираться бесполезно. Я знаю все. Рядом с вами в толпе стоял легионер, немного понимающий по-немецки. Профессор сказал: «Золото лежит вблизи…»— и назвал место, но мой осведомитель не расслышал последнего слова.