Николай Непомнящий - 100 великих загадок Африки

Так изобразил эту драму художник Теодор Жерико на своей картине «Плот «Медузы»» (1818–1819, Париж, Лувр). А сюжетом для картины послужило событие, взволновавшее в ту пору всю Францию.

Теодор Жерико. Плот Медузы. 1819 год

17 июня 1816 г. небольшая французская эскадра – фрегат «Медуза», корветы «Эхо» и «Луара» и бриг «Аргус» – отправилась из Франции в Сенегал. На борту каждого из кораблей находилось немалое число пассажиров – солдат, чиновников колониальной администрации и членов их семей. В их числе были и губернатор Сенегала Шмальц, и солдаты «африканского батальона» – три роты по 84 человека, набранные из людей разных национальностей, среди которых попадались и бывшие преступники, и разные сорвиголовы. Флагманским кораблем «Медузой» и всей эскадрой командовал Дюруаде Шомарэ, неопытный капитан, получивший эту должность по протекции.

Входившие в состав эскадры корабли обладали разным запасом хода, и тихоходная «Луара» начала отставать от головных. Между тем Шомарэ еще перед отплытием получил инструкцию от виконта дю Бушажа, министра по делам морского флота и колоний, предупреждавшую о том, что Сенегала надо достичь до наступления сезона дождей и штормов. Памятуя об этом, Шомарэ решил позволить «Луаре» плыть в своем темпе, а остальным судам приказал двигаться как можно быстрее. Вскоре отстал и «Аргус». «Медуза» и «Эхо» оторвались от остальных кораблей и ушли далеко вперед.

«Эхом» командовал капитан Бетанкур, опытный моряк. Однако ему пришлось во всем подчиняться Шомарэ, а между тем с капитаном «Медузы» творилось что-то странное: похоже, он попросту заблудился в море. При очередном определении курса разница между замерами Шомарэ и Бетанкура составила 8 долготы и 16 широты. Бетанкур был уверен в правильности своих результатов, но, соблюдая субординацию, промолчал. Через три дня Шомарэ рассчитывал достичь Мадейры, но этого не произошло: сказалась ошибка при прокладке курса. Но до Канарских островов все-таки добрались благополучно.

Запасшись в Санта-Крусе провизией, корабли продолжили путь. «Медуза» шла впереди «Эха». 1 июля корабли должны были миновать мыс Блан (Белый), но с борта «Медузы» этого мыса с характерной белой скалой так и не увидели. Шомарэ не придал этому значения, а на следующий день, отвечая на недоуменные вопросы офицеров, промямлил, что накануне они вроде бы проплыли что-то похожее на мыс Блан. На самом же деле фрегат ночью отнесло далеко к югу, и курс был выправлен лишь утром 2 июля. «Эхо» всю ночь шло правильным курсом, и к утру далеко обогнало «Медузу», скрывшись за горизонтом. Шомарэ был слегка удивлен исчезновением «Эха», но не попытался выяснить причины этого.

«Медуза» шла курсом, параллельным курсу «Эха», но ближе к берегу. Шомарэ боялся сесть на мель у побережья Африки и распорядился постоянно измерять глубину. При первых промерах лот даже не достиг дна, и Шомарэ успокоился, решив, что может беспрепятственно вести корабль к берегу. Однако более опытные моряки предупредили его, что корабль, по-видимому, находится в районе отмели Арген (на это указывал и окружающий пейзаж, и изменение цвета моря там, где его глубина была меньше). Шомарэ отмахнулся от этого предупреждения. Наконец снова измерили глубину: она составила всего 18 локтей вместо предполагавшихся 80.

В этой ситуации фрегат могла спасти лишь быстрота реакции капитана, но Шомарэ впал в какое-то оцепенение и упрямо вел корабль навстречу гибели. В 160 км от берега «Медуза» со всего маху врезалась в мель.

Казалось, что еще не все потеряно: воспользовавшись благоприятным ветром, фрегат мог сняться с мели. Однако спасательные работы начались неорганизованно и беспорядочно, и первый день был потрачен без толку. Все дальнейшие попытки снять корабль с отмели оказались тщетными. До 5 июля «Медуза» беспомощно простояла на мели, пока наконец не было решено построить плот, сгрузить на него все припасы и использовать его наравне со шлюпками для эвакуации команды и пассажиров.

Неожиданно задул сильный ветер. Уровень воды поднимался, и появлялась надежда на спасение. Однако под порывом ветра судно завалилось набок и затрещало по всем швам. В корпусе открылась течь, два насоса не успевали откачивать воду. На борту началась паника. В этих условиях было решено срочно приступить к эвакуации людей.

В их распоряжении имелись шесть шлюпок и наспех сколоченный плот – около 20 м в длину и 8 м в ширину. На плот погрузилось большинство пассажиров и часть экипажа, а другая часть экипажа, сев в шлюпки, должна была буксировать этот плот, идя на веслах! Таким способом предполагалось преодолеть те 160 км, что отделяли людей от заветного берега. По всем морским законам Шомарэ как капитан должен был покинуть судно последним, но не сделал этого. Он, губернатор Шмальц и старшие офицеры разместились в шлюпках. Несколько младших чинов, тридцать матросов и большая часть солдат и пассажиров попроще перешли на плот. Командовать плотом было поручено гардемарину Кудену, с трудом передвигавшемуся из-за травмы ноги. Тем, кому выпало плыть на плоту, не разрешили даже взять с собой запасы провизии, чтобы не перегружать плот.

На покинутом фрегате осталось 17 человек, которым не нашлось места ни на плоту, ни в шлюпках.

Транспортировать громоздкий тяжелый плот оказалось крайне сложно. Гребцы выбились из сил. Их, как и капитана «Медузы», находившегося в одной из шлюпок, уже волновала мысль лишь о собственном спасении – вот-вот могла нагрянуть буря. Неожиданно канат, удерживавший на буксире плот, оборвался. Неясно, произошло ли это по чьей-то вине или просто канат не выдержал. Ничем не удерживаемые, шлюпки с капитаном и губернатором на борту устремились вперед. Лишь экипаж одной шлюпки вновь попытался взять плот на буксир, но после нескольких неудач тоже покинул его.

И те, кто был в шлюпках, и те, кто остался на плоту, понимали, что судьба плота предрешена: даже если он и удержится какое-то время на плаву, у людей все равно нет провизии. На плоту – без руля, без парусов, которым почти невозможно было управлять, – осталось 148 человек: 147 мужчин и одна женщина, бывшая маркитантка. Людей охватило чувство безысходности.

Когда шлюпки начали исчезать из виду, на плоту раздались крики отчаяния и ярости. Когда прошло первое оцепенение, сменившееся чувством ненависти и горечи, начали проверять наличные запасы: две бочки воды, пять бочек вина, ящик сухарей, подмоченных морской водой, – и все… Размокшие сухари съели в первый же день. Оставались только вино и вода.

К ночи плот стал погружаться в воду. «Погода была ужасной, – пишут в своей книге воспоминаний инженер Корреар и хирург Савиньи, участники дрейфа на плоту «Медузы». – Бушующие волны захлестывали нас и порой сбивали с ног. Какое жуткое состояние! Невозможно себе представить всего этого! К семи часам утра море несколько успокоилось, но какая страшная картина открылась нашему взору.