Арни Фалк-Рённе - Путешествие в каменный век. Среди племен Новой Гвинеи

Никакой романтики в понятии «мафия пук-пуков» нет. Каждый, кто так или иначе связан с крокодилами — независимо от того, ловит он их, переправляет или сдирает с них шкуру, — считается членом банды браконьеров, промышляющих в Индонезии, Новой Гвинее, Малайзии и в других местах, где ловят этих животных. И хотя я очень поверхностно знаком с их ловцами, смею все же утверждать, что им далеко до тех преступлений, которыми славятся мафии в Италии или в США. Разумеется, нельзя отрицать, что в известной степени они поставили себя вне закона и в буржуазном обществе им места нет. Так, Велосипедист бежал с островов Кей, стал ловцом жемчуга на островах Ару, где убил человека. Когда голландские владения перешли к индонезийцам, на Новую Гвинею и Кейп-Йорк устремился поток беженцев, и среди них был Велосипедист. Теперь он живет здесь и сводит концы с концами, переводя с малайского и занимаясь доставкой крокодилов. В Джеке течет кровь австралийских аборигенов. В свое время он был принят в педагогическое училище, находящееся недалеко от Сиднея, но там, по его словам, ему не давали житья другие учащиеся, особенно дети итальянских и греческих иммигрантов, и все потому, что мать его аборигенка. Он избил двух соучеников, и из училища его выгнали. Так он стал охотником за крокодилами. Ванусс работал в полиции в Дару, когда Папуа было австралийской колонией, но что-то там произошло, о чем он не пожелал мне рассказать, и он также стал охотником на пук-пуков. Заручившись связями в индонезийском поселке Мерауке [11] Мерауке — административный центр в южной части индонезийской Новой Гвинеи, Ириан-Джая. , он имеет возможность плавать по рекам и ловить крокодилов. Но где его настоящий дом, он и сам толком не знает.

* * *

Наступил день, когда наши запасы провианта подошли к концу. Ванусс предложил купить саго в поселке, который, по его расчетам, должен находиться выше по реке. И в самом деле, в полдень мы подплываем к берегу, где над десятком небольших хижин возвышается «йеу» — мужской дом асматов. На заболоченном берегу валяются деревья, и, чтобы добраться до хижин, пришлось выйти из лодки и балансировать на грязных, скользких стволах. Теперь главное — установить контакт с местным мужским населением и определить, как оно настроено к нам. Беда в том, что оно вряд ли понимает по-индонезийски, а человека, понимающего асматов, среди нас нет.

Мне настрого приказывают спрятать фотоаппараты. Ванусс добывает свой хлеб насущный именно в этих местах, и для него особенно важно поддерживать дружеские отношения с местным населением. Одно то, что он привез с собой белого человека, настораживает местных жителей. Если же этот белый станет направлять на них какие-то диковинные предметы, это может обернуться для Ванусса не только потерей выгодных районов промысла, но и опасностью для всех нас. На всякий случай Велосипедист и Джек из Кейп-Йорка держат заряженные ружья под брезентом. Едва асматы с длинными деревянными копьями в руках вышли на берег, мои спутники достали большие камни и, подняв их над головой, принялись бить ими друг о друга.

На земле асматов нет камней, поэтому трудно найти лучший товар для торговли. Всякий раз, когда «Сонгтон» проходит мимо каменистых берегов, команду посылают за камнями для балласта. Вместо того чтобы загружать камнями трюм, куда Ванусс и другие охотники на крокодилов помещают в садках свою добычу, их переносят в лодку и затем доставляют по рекам жителям болотистых мест. Таким путем Ванусс переправил в деревни не одну тонну камней. Местные жители делают из них орудия — навершия дубинок или наконечники копий. Мелкие камешки служат разменной монетой, в других местах Новой Гвинеи деньгами служат ракушки. Камни символизируют также положение в общине. У датчан есть такое выражение: «каменно богат». Асматы вполне могли бы его понять, поскольку на их земле тот, у кого больше камней, считается человеком зажиточным и пользуется уважением. Что же касается женщин, то они не могут владеть камнями. Впрочем, здесь они вообще ничем не могут владеть.

Слово «асмат» означает «настоящий человек». Асматы считают себя единственными настоящими людьми на земле. Это не мешает местному вождю после церемонии в йеу разрешить пришельцам ступить на его землю, чтобы начать торговлю с жителями.

— Ненавижу это представление, — говорит Ванусс. — Чувствуешь себя униженным. Но для меня оно необходимо, чтобы раздобыть провизию.

— Что ты считаешь унизительным?

— А вот эту самую йеу! Подожди, сейчас сам увидишь!

Вскоре я имею возможность наблюдать всю церемонию. Два воина-асмата кладут копья на землю, подходят к лодке, где разместились Ванусс, Велосипедист и я, и помогают нам перебраться на берег. Переправа проходит в полном молчании — ни приветственного жеста, ни дружеского слова. Вид у асматов такой, словно они собрались на похороны. Обеспокоенный, я обращаюсь к Вануссу за разъяснением.

— Видишь ли, пока они не могут с нами говорить, — отвечает он. — Мы для них всего лишь вещи. Чтобы стать настоящими людьми или чем-то похожим на людей, необходимо пройти через йеу. Если бы они сейчас спросили, как тебя зовут, и ты ответил бы, это означало бы, что тебе вынесен смертный приговор. Они весьма вежливы, потому молчат.

Тем временем на берегу появились женщины и дети, и мы впервые услышали местную речь. Высокий широкоплечий мужчина выкрикивает какие-то приказания женщинам, и те выстраиваются цепочкой от берега до мужского дома. В носу у него продета палочка, а на лбу — повязка из луба. Больше на нем ничего нет. Мужчина опять выкрикивает что-то вроде «йоу-йоу», и женщины, повинуясь команде, расставляют ноги, выпячивают живот и откидывают плечи.

— Вот, пожалуйста, нас приглашают, — говорит Ванусс.

— Куда?

— В йеу! Тебе придется проползти между ног всех женщин до самого мужского дома. Только тогда тебя в какой-то степени признают эти люди. Во всяком случае, ты перестанешь быть просто вещью и приблизишься к настоящему человеку, хотя, разумеется, не достигнешь высокого статуса самих асматов.

Тон, которым Ванусс произносит эти слова, бесстрастный, но на его губах я улавливаю едва заметную усмешку.

— И что же, мне придется начинать первому?

— Да, и как можно энергичнее, потому что ты — белый человек. Бледнолицые в этих местах особой репутацией не пользуются.

Поддерживаемый двумя воинами, я схожу на берег. Идти приходится по жидкой грязи — не суша, а сплошное месиво из глины и грязи. Женщины здесь такие низкорослые, а я такой высокий, что не остается ничего иного, как распластаться на животе и по-пластунски месить грязь, чтобы пролезать между ногами. Я ползу словно по живому коридору из полусотни раскачивающихся ног. Повернуть голову и взглянуть наверх я не решаюсь. Процедура утомительная и непривычная для меня, но я в отличие от Ванусса не нахожу ее такой уж неприятной. Напротив, позу женщин я воспринимаю как знак дружелюбия. И хотя, бесспорно, асматами во многом движет чисто торговый интерес, все же, по-моему, жители деревни искренне хотят установить с нами контакт и этой традиционной церемонией выказывают нам свое доверие. Жаль только, что нельзя попросить Ванусса сфотографировать неповторимую картину того, как воины-асматьг принимают меня в свою среду.