Кармен Майкл - Танго в стране карнавала

В Рио говорят, что население этого города составляют четыре социальных класса – бедные, очень бедные, скорее бедные и богатые. Австралию называют страной антиподов, а вот в Бразилии, как однажды написала в письме домой переселившаяся сюда австрийская принцесса Леопольдина, «все вверх тормашками». Туристам и путешественникам это ощущение хорошо знакомо.

Австралия – страна равных возможностей со средним доходом на душу населения 33 тысячи американских долларов. В Бразилии среднедушевой доход составляет три с половиной тысячи долларов, и даже эти ничтожные деньги распределяются настолько неравномерно, что страна не может выбраться из последней десятки в рейтинге ООН по показателям социального неравенства.

Что до меня, то я проводила все больше времени с «упадочным классом», этим своего рода чистилищем в стороне от торного пути, ведущего к реальному богатству и власти. «Скорее бедные», которым удалось вытащить себя за уши и приподняться чуть выше плинтуса, возбужденно общались с «богатыми», катящимися вниз по наклонной плоскости. Встречи со «скорее бедными» не таили для меня опасности – они относились к тому типу людей, которые непонятно почему благоговеют перед иностранцами. В их среде не задавали каверзных вопросов типа «а в каком заведении ты училась?» и не прислушивались к твоему акценту. Школа в Кабраматте [26] Кабраматта – «вьетнамский» район Сиднея. или САСШД «Редлэндс», [27] САСШД – сиднейская англиканская средняя школа для девочек (элитарное учебное заведение). Итонский колледж [28] Итонский колледж – частная британская школа для мальчиков. или средняя школа Брикстона [29] Брикстон – район в Лондоне, населенный выходцами из Африки и Карибского бассейна. – они не видели никакой разницы, все едино. Но дело не только в этом, «скорее бедные» вообще были довольно ограниченными. В отличие от английского высшего общества – там вам зададут две дюжины вопросов об английской истории, лорде Байроне и архитектуре Флоренции, прежде чем допустить просто в бар на этой их чертовой Кингз-Роуд, – для вхождения в бразильское высшее общество ничего не нужно, кроме денег, бесстыдно выставляемых напоказ, да пары кожаных туфель. Что касается «богатых» – из тех, кто проматывает родительские состояния и распродает семейные реликвии, чтобы оплатить счета в барах, – они обычно были слишком пьяны, чтобы разбираться, из Челси я приехала или из Шарльвилля.

Какое бы положение ни занимал Густаво в этой жесткой структуре – бразильском высшем обществе, – он самозабвенно играл роль покровителя изобразительного искусства. Не могу сказать, чтобы он глубоко знал литературу и читал запоем, зато дом его можно было с полным основанием назвать музеем истории бразильского искусства, от гравюр времен колонизации до современного модернизма. Любимой эпохой Густаво было эмоциональное барокко. Деревянные позолоченные ангелочки, изделия из серебра с гравировкой на религиозные темы, витые колонны, желобчатые фризы, повсюду в изобилии виноградные кисти, листья и лоза; херувимы, облака и невинные румяные личики повергали его в полный восторг. На пристенных столиках громоздились серебряные церковные скульптуры, кресты для религиозных процессий, светильники, кадильницы в форме птиц и блюда для сбора подаяний. На каждой стене висели деревянные золоченые голуби, символизирующие Дух Святой. Дверь в спальню Густаво охраняла черная Мадонна в стеклянном футляре.

Бразильское барокко – о, это брак, заключенный на небесах. Его драматизм, напряжение, изощренность, даже вычурность идеально подходят темпераментным бразильцам. Да, прагматичная Европа давным-давно оставила все эти излишества, но Бразилии подобная скромность несвойственна. Оказавшись в тропиках, в изоляции от мира, подстегиваемое ностальгией и золотой лихорадкой, барокко в колониальной Бразилии расцвело необузданным пышным цветом, оставив после себя тысячи церквей, сплошь покрытых позолотой, и особенно ярко демонстрируя себя в пышных и ярких церковных праздниках. В коллекции Густаво изделия в стиле барокко были по большей части из бразильского штата Минас-Жерайс, знаменитого месторождениями золота и драгоценных камней. Но и в Рио, как выяснилось, можно встретить яркие образчики барочной роскоши, и Густаво показал мне свои любимые: монастырь Сан-Бенту – шкатулка для драгоценностей, с которой прямо-таки каплет золото. (Здесь, кстати, Густаво учил меня креститься, как это делают добрые католики: «Смотри, как надо, – раз, два, три, четыре, теперь целуешь руку. Смотришь вверх. Закрываешь глаза. Вот умница. Выглядишь шикарно!») Затем мы посетили Пассейу Публику – тенистый парк напротив Лапы, где когда-то богатые люди восторгались каменными арками работы скульптора Валентима, но где теперь «кишели грязные бедняки».

По пятницам мы ходили в эклектичный, в стиле необарокко, «Театру мунисипал» на балет или, изредка, оперу. Театр был построен в духе Парижской оперы (фойе – почти точная копия) в 1909 году, в разгар «прекрасной эпохи» Рио.

Дочери и сыновья кофейных и каучуковых королей блистали в его мраморных и золотых интерьерах, все больше привыкая к подобной роскоши. Сохранилась экстравагантная традиция выпить чего-нибудь перед началом представления, спустившись в шикарный нефритовый салон в египетском стиле. Нынче, однако, требовалось все же включить фантазию, чтобы вообразить дни его расцвета: салон был перегорожен, освещение приглушено с целью экономии электроэнергии, а пиво подавали в дешевых пластиковых стаканчиках. В первый раз, когда я попала в этот театр, давали «Лебединое озеро». Постановка, прямо скажем, так себе – ссылки на точное следование классической европейской хореографии я сочла не просто претенциозными, а несколько даже нелепыми, учитывая, что мы находились в одном из признанных мировых центров современной культуры, – но все же это был балет. Так что я не жалуюсь.

Этот дом – настоящее чудо. Каса Амарела – классический пример особняков Санта-Терезы в стиле ар-нуво – был построен в 1919 году по проекту испанского архитектора Хуана Гателла, бравшего за образец чистые линии каталонского модерна. Расположен он на знаменитой улице Жоаким Муртину. В свое время Руа Жоаким Муртину облюбовали сливки бразильского правящего класса, здесь жила добрая половина генералов Королевских вооруженных сил, а позднее – после провозглашения в 1889 году федеративной республики – за ее увитыми плющом стенами поселились политики нового республиканского правительства.

Новый район, байру , возник в результате исхода из старого города, когда по узким извилистым улочкам первой бразильской империи [30] Первая бразильская империя была основана в 1822 г. и просуществовала до революции 1889 г. поползла желтая лихорадка. Позднее в борьбе со смертоносным вирусом было разрушено почти полгорода, но в те времена у буржуазной элиты не было другого выхода, как бежать в горы. Испанские, португальские и итальянские архитекторы строили новое жилье, следуя своим любимым европейским стилям.