Мелинда Бланчард - Карибы. Ресторанчик под пальмами

— Да, голубцы не маленькие. Каждый весит по четыреста граммов. Но они очень вкусные, тебе понравится.

— Расскажи, как вы их делаете, — попросила я.

— Берем два-три листа, в зависимости от размера, а потом заворачиваем в них начинку. Сама знаешь, батат не шибко похож на вашу картошку. Мы его варим, а потом смешиваем со специей, маслом и мускатным орехом. Если батат не очень сладкий, мы добавляем чуток сахара.

— С какой специей? — уточнила я.

— Ну как с какой? С обычной. Знаешь, такая, мы их еще с тобой мелем ее на кухне. Ну маленькие коричневые палочки, типа кусочков коры.

— Корица, что ли?

— Ну да, точно. Я забыла, что вы ее кличете корицей. Мы ее зовем просто «специя».

— Гаррилин, ты забыла сказать, как варить листья. Мама всегда сначала их варит, — перебила ее Роксана.

— Ну да, точно, — спохватилась Гаррилин и тут же пояснила: — Листья эфедры слишком жесткие, поэтому, чтобы они легко гнулись, их надо сперва подержать в кипятке. Потом, — продолжила она, — мы берем длинные кусочки материи, которые нарезаем из старых мешков из-под муки, прихватываем ими листья вокруг картошки, чтобы все не развалилось, а затем готовим в воде. Вот и все.

Я аккуратно развязала сверток. Мне страшно не хотелось этого делать, настолько совершенно он выглядел. Три больших листа разошлись в стороны, словно лепестки распускающегося цветка, обнажив пышущее паром содержимое. Корица окрасила белый, гладкий как шелк батат в коричневый цвет.

Если бы я не знала заранее, что под листьями — батат, я бы ни за что не догадалась об этом сама. Я обожаю корицу, поэтому пришла от голубцов в дикий восторг. По консистенции они напоминали плотный хлебный пудинг, от которого я тоже без ума.

Пока я ела, Гаррилин принесла мне на пробу еще кое-что.

— Отведай-ка, Мэл, вот это, — предложила она. — Это похлебка из голубиного гороха. Видела, как народ горох сушит? Во дворах, на цистернах, где только место свободное есть. Короче, мы кладем стручки на солнце, а потом либо в суп пускаем, либо с рисом готовим. На Ангилье все чуть ли не каждый день едят горох.

Я ела рис с горохом у Коры Ли и знала, что этот горох у нас дома в Штатах называли бы фасолью. В бульоне среди моркови, лука и сельдерея плавал коричневыми пятнышками местный горох, похожий на чечевицу. В супе также имелись и пятисантиметровые клецки, сделанные из пшеничной и кукурузной муки, замешанной на воде, и слепленные в форме торпед.

— А где Мак? — поинтересовалась я.

— Даже и не знаю. Чего-то запаздывает. Сказал, что встретится с нами здесь. Наверное, шину проколол.

А потом настал момент истины. Гаррилин поставила передо мной миску, и они с Роксаной затаили дыхание. Шансов улизнуть от дегустации у меня не было.

— Мне просто название не нравится, — пояснила я. — Если бы я не знала, из чего этот суп…

— Ну попробуй, — попросила Роксана.

Шестилетняя девчушка устремила на меня огромные, умоляющие карие глаза и захлопала густыми длинными ресницами. Я не нашла в себе сил ей отказать. В конечном итоге оказалось, что суп из бычьих ног не так уж и плох, — нечто вроде говяжьего бульона с ячменем, только вместо ячменя там плавали такие же клецки, как и в гороховом супе. Кроме того, в суп из бычьих ног добавляли красный и зеленый перец, кучу лука и, собственно, сами бычьи ноги. Вкус оказался весьма похвальным, но название, на мой взгляд, все равно было слишком отталкивающим.

В тот же день вечером Гаррилин объявила на кухне:

— Мэл ела сегодня нашу пищу!

— Значит, она теперь уже совсем своя, — кивнул Жук.

Маркес жил с дядей Джулиусом, рыбаком из Вест-Энда, чей неспешный образ жизни служил резким контрастом обстановке, царившей у нас в ресторане. Поскольку Маркес выходил на дежурство только по утрам, в отличие от остальных ребят, он не стал нам так близок, как они. Впрочем, мы с Бобом все равно его любили, испытывая по отношению к нему нечто вроде родительской ответственности, пусть даже работник из этого парня был, мягко говоря, далеко не идеальный. На ходу он слегка пританцовывал, а с его лица практически никогда не сходила улыбка. Маркес был готов выполнить любое задание, и в случае необходимости сам, добровольно вызывался что-нибудь лишний раз помыть или почистить. Сломанное оборудование и вечные опоздания компенсировались усердием.

Нередко, проезжая мимо ресторана, мы замечали, что Маркес еще работает, а на кухне околачиваются несколько его друзей в ожидании, когда он закончит.

Не слишком довольные тем, что наша кухня используется как место для тусовок, мы просили Маркеса сначала все закончить, а уж потом общаться с друзьями.

— Да они ваще ниче тут не делают, — отвечал Маркес, — просто подвезти меня заехали.

Практически везде работники не спешат докладывать начальству о проступках друг друга. В Ангилье же подобное поведение и вовсе считалось недопустимым, с доносчиками тут раз и навсегда переставали общаться. Поэтому, когда к нам обратился один из наших работников, мы сразу же поняли, какому риску парень себя подвергает.

Он приехал к нам домой в воскресенье рано утром и взял с нас клятвенное обещание, что его визит останется тайной как для Маркеса, так и для всех остальных. Как только такое обещание было получено, наш гость глубоко вздохнул и выпалил:

— Маркес торгует на кухне наркотиками. — Он замолчал, видимо, ожидая нашей реакции, но мы были слишком ошарашены, чтобы вымолвить хотя бы слово. — Вам надо от него избавиться, — продолжил информатор. — Если полиция поймает этого паршивца за руку прямо в ресторане, тогда проблемы будут и у вас. Один из его корешей — крупный дилер. Маркес на него работает.

— Черт бы побрал этого Маркеса, — проговорил Боб. — Поверить не могу, что он мог так нас подставить. А что, все остальные из наших об этом не знали?

— Да все об этом знали, кроме вас. — Гость виновато посмотрел на нас с мужем. — Если вы Маркеса не выгоните, он вас подставит, и тогда ресторан могут закрыть.

— Слушай, — начала я, — во-первых, мы очень признательны тебе за то, что ты вот так пришел к нам и все рассказал. Я знаю, как тебе сложно было принять такое решение, и, поверь, мы очень ценим твой поступок.

— Вы хорошие люди, а ресторан очень важен для всех нас. Я не мог молчать.

— Мы завтра же утром его уволим, но тебя не выдадим, — пообещала я.

— Бедный Маркес, — вздохнул Боб.

— Нашли кого жалеть, — с отвращением произнес наш гость, — гада паршивого. — С этими словами он встал, собираясь уходить. Когда мы снова стали благодарить его за то, что он нам сообщил, парень снова повторил: — Маркес — гад паршивый.

Как только наш информатор уехал, я тут же повернулась к мужу:

— Боб, нам надо с кем-нибудь посоветоваться, как поступать в такой ситуации. Я понимаю, что нам надо уволить Маркеса. А что если он потом пойдет жаловаться в Министерство труда? У нас ведь нет доказательств, и в результате могут быть большие неприятности. Я считаю, нам нужно позвонить Бенни и спросить, что он на этот счет думает.