Станислава Рамешова - Страна золотых пагод

— Как бы мне хотелось увидеть это! — не выдержала я.

— Так приходите. Сюда же в пять часов вечера. Обязательно приходите.

…Помня об утреннем опыте, мы принарядились.

Монастырь встретил нас прикрытыми воротами уже затихшего двора. Зал, который утром был полон народа, теперь опустел. Догорели свечи. Ряды кресел стояли с убранными сиденьями, привяли цветы у ног Будды. Никого…

Разочарованные, мы собрались уходить, как вдруг в дверях появилась та, которую мы искали.

— Я пришла за вами. Пойдемте! — И больше ни слова, так взволнованна она была.

Женщина молча взяла меня за руку и поспешно попела во двор, где на площадке рядом с колодцем в окружении нескольких взрослых сидели два мальчика, ее сыновья.

И снова мы оделись невпопад. Наши праздничные туалеты выглядели здесь неуместными. И хозяйка и гости были одеты весьма скромно, а на будущих послушниках вместо утренних королевских одежд была лишь полоска белой ткани, окутывавшая их от пояса до щиколоток. Один из мальчиков по знаку монаха стал на колени, опустил голову над расстеленной на земле простыней, и на белый прямоугольник посыпались пряди детских волос. Затем настал черед второго сына. Расстелили другую простыню, и процедура повторилась. Подошла мать и тщательно собрала все остриженные волосы.

Для шинпью, как уже говорилось, долго выбирают дату проведения. Бирманский гороскоп не рекомендует стричь волосы в понедельник, пятницу и в тот день недели, когда человек родился. Надо все это учесть и выбрать счастливый день, указанный звездами.

Постригшись, мальчики обмылись до пояса колодезной водой, после чего два монаха увели их в зал, где стояли статуи Будды и где утром было так шумно от собравшихся гостей. Родственники последовали за ними на некотором удалении.

Здесь юных послушников переодели, и маленькие босоногие фигурки с обритыми до синевы головами, в оранжевых одеждах предстали перед настоятелем монастыря — саядо. Вслед за умудренным саядо братья хором повторяли слова церемониала, обещая блюсти десять заповедей и строго придерживаться монастырского распорядка. После троекратно повторенного «ухожу к Будде, ищу спасения в его учении» саядо вручил каждому новоявленному послушнику зонт, тапеит, ситечко для воды и иглу для шитья. Обряд закончился.

Послушников уводят. Устав предписывает им идти, склонив голову и опустив глаза в землю. Но до последней минуты дети оборачиваются, ища глазами ту единственную — мать, которая ничего не видит от слез.

Двери захлопнулись, послушников увели. У ног Будды остались корзины с дарами монастырю — одеялами и простынями, мылом и банками сгущенного молока.

Первый урок монастырской жизни для мальчиков продлится семь дней.

В апреле столбик термометра заползает за сорок градусов. Стоит неимоверная жара, духота.

Именно в апреле, в день полнолуния, живущие в Рангуне тамилы — выходцы из Южной Индии — совершают свой древний ритуал. Это языческий обряд прокалывания щек, языка и хождения по раскаленным углям.

Считается, что огонь очищает душу от грехов и оберегает от злых духов. Пройти по «огненной дорожке» — значит покаяться, обрести расположение и заступничество божества, заслужить лучшую долю, здоровье, богатство.

Что толкает этих несчастных на самоистязание? Конечно, отчаяние, желание получить помощь от сил небесных, когда человеческих сил уже не хватает.

Вначале те, кто проходит этот жестокий ритуал, дают обет перед алтарем в храме, что они не дрогнут и совершат задуманное. И действительно, на что не решишься ради спасения ребенка или помощи близким любимым людям?

Но поспешим: обряд начинается. Все участвующие в нем одеты в желтое. Женщины в желтых сари, с распущенными волосами. Мужчины с обернутым вокруг бедер куском желтой материи. На шее венки из мелких белых цветов, напоминающих жасмин; у пояса гирлянды маленьких лимонов. Лицо, руки, все тело вымазаны желтым порошком.

Тихое местечко в предместье Рангуна с небольшим уединенным храмом в укромном дворе — вполне подходящее место для подобной церемонии. Здесь же ванна для омовения — пруд, в котором только что резвились свиньи.

Кающиеся уже ждут. Сидят на низких скамеечках, безучастно жуя бетель. Рядом на земле, в пыли и грязи, лежат пучки острых металлических игл, напоминающих шампуры для шашлыка.

Первый «доброволец» выходит из «ванны для омовения». На нем серый липкий налет тины. Тотчас к нему подходит церемониймейстер (а может быть, правильнее его назвать шаманом?) и уверенными, небрежными движениями начинает натирать его лицо, руки и спину какой-то кашицеобразной смесью порошка с водой, лоб мажет пеплом. Дым от тлеющих кореньев и ароматических палочек окутывает лицо кающегося. Звучат заклинания шамана, оглушительно звенят бубны, кто-то вскрикивает в толпе. Кающийся начинает слегка покачиваться вперед-назад, глаза его заволакивает туман. Транс. И в эту самую минуту церемониймейстер, не колеблясь, безжалостно вгоняет в его тело десятки длинных игл и водружает на плечи громоздкий алтарь.

Быстро считаю, сколько игл вонзилось в худое тело мученика. Одна, две, пятнадцать… сто четыре.

Расстояние, с которого я наблюдала за движениями шамана, позволяло рассмотреть каждый его жест. Вот правой рукой он берет очередную иглу, левой зажимает, оттягивает кожу и с силой прокалывает ее. Поразительно: нет ни капли крови! Не видно ни страха, ни гримасы боли на лице терпящего экзекуцию. Когда последняя игла заняла свое место, тело мученика оказалось сплошь покрытым металлическими иглами, как сеткой. Несколько человек, отделившись от толпы, вероятно родственники, ведут его в храм. А его место занимает следующий… Затем третий, четвертый. Богатые люди, участвующие в ритуале, заказывают для себя иглы из серебра. Стоит ли жестокий бог таких жертв, мне так и не удалось выяснить.

А на ступенях лестницы храма уже идет другой ритуал — прокалывание щек. Снова желтый порошок на лицо, пепел на лоб, одурманивающий визг бубнов, монотонные заклинания — и первый мученик корчится в трансе. Эту процедуру выполняет уже не один, а трое священнослужителей. Они крепко держат за руки кающегося. Один из них отработанным движением быстро вытягивает изо рта жертвы язык и протыкает навылет длинной иглой. Вторым движением он колет щеки… И снова конвейер «энтузиастов».

— Проколоть щеки насквозь… Это, наверное, больно? — спрашиваю стоящего рядом индийца.

— Нет, не больно. Прокол делают в момент транса, когда в тело верующего входит бог. Боль не ощущается.

— А когда он выйдет из транса? Потом?

— Потом тоже не больно.

— А как получается, что при прокалывании нет крови?