Стефан Кларк - Боже, спаси Францию! Наблюдая за парижанами

— И сколько я должен за всю эту работу?

Его нисколько не задел мой прямой вопрос:

— Я лично беру не так много. Вот государство, да. Вы должны будете заплатить пять процентов от цены в качестве налога.

— Пять процентов?

— Да, до недавних пор были все десять.

Даже с учетом дополнительных пяти процентов цена по-прежнему казался мне заманчивой. Месье Лассе снял колпачок своей роскошной перьевой ручки фирмы «Montblanc» и подписал две копии заявления: одну для продавца, другую — для меня. Я, в свою очередь, выписал чек и помахал им в теплом воздухе моей новой кухни, чтобы дать чернилам высохнуть. Улыбаясь, Алекса смотрела на меня одобрительно. Довольный вид месье Лассе выдавал предсказуемое удовлетворение человека, который вот-вот получит на руки подписанный чек.

— Мы можем приехать еще раз в следующий уик-энд? — спросил я.

— Да, не вижу никаких препятствий этому. В конце концов, дом почти ваш. Вы решили, готовы ли отдать поля в пользование месье Ожему?

— Почему бы и нет? — пожал плечами я.

— Отлично. Пойду загляну к нему и порадую этой новостью. Он бы уже хотел начать посев.

— Какой посев?

— Ну, я не знаю. Но не переживайте, эти фермеры, что из старого поколения, практически все приверженцы биологических продуктов.

— Натуральной, растительной пищи, — перевела Алекса.

Мы пожелали друг другу всего хорошего, и месье Лассе задребезжал ключами от машины, роясь в кармане.

— Вам всем тут так повезло с этими генераторами, — заметил он. — В городе до сих пор не включили электричество. Чувствуешь себя, как в Средние века. После шести уже не почитаешь.

При его словах меня переполнило довольство собой и жизнью!

Следующий уик-энд, как я теперь полагаю, заранее спрограммировала компания, занятая в создании фильма: «Сто причин, почему с твоей стороны будет высшей глупостью не стать обладателем своего собственного уголка в провинциальной Франции».

Ребята, казалось, устроили все по высшему разряду. Погода была что надо — свежий воздух подсушил всю уличную грязь и навевал желание нестись вдоль извилистых дорог подальше от Парижа. К тому же они укокошили охотников, которые, как сказал месье Ожем, вовсе не собирались перестрелять всех кроликов. В этой части деревни они оказались потому, что какой-то кабан подрывал молодые саженцы деревьев. Программисты из этой чудесной компании позаботились и о том, чтобы у Алексы проснулось не только обостренное сексуальное желание, но и ранее неведомый мне азарт, с которым она бросилась готовить потрясающие блюда из всего того, что мы закупили на местном рынке. (Хотя в итоге выяснилось, что этот порыв разожгли живописные образы, подсказанные французским министерством штампов в области продовольствия.) И в довершение всего создатели компьютерных программ ухитрились организовать починку сетевого электричества. Видимо, они обнародовали файл какого-то соглашения электрического узла Франции на восстановление мощностей заводов для последующей продажи технологии по производству ядерной энергии странам третьего мира, тем самым гарантируя пожизненную занятость собственным работникам.

Я был бы безумцем, если бы пожелал расторгнуть предварительное соглашение о купле-продаже. Попивая белое вино, произведенное в долине реки Луара, я раздумывал, куда еще не целовал Алексу, а тем временем незаметно подкрался седьмой день после подписания контракта.

Мне казалось, приобретение собственного кусочка Франции как-то кардинальным образом поменяло мое мировосприятие. К этому времени я многое понял и смог себе объяснить, в чем причина своеобразного отношения французов к работе. Рабочие дни и для меня стали лишними, втиснутыми в промежуток между выходными. Пятничные послеобеденные часы были не более чем непродолжительным отрезком времени, следующим сразу за ланчем, проведенным у компьютера в поисках лучших путей выезда из города с учетом уже наметившихся пробок.

Весь январь мой проект с сетью чайных продремал, словно уйдя в зимнюю спячку, но он перестал служить причиной моих постоянных волнений и тревог. Меня больше интересовало, что нового у месье Лассе, застрявшего в юридических дебрях, опутавших мой будущий дом. Когда бы я ни позвонил спросить, как продвигаются дела, он всегда занимал однажды высказанную Алексой позицию — «все вроде бы в порядке».

Однажды в субботу, когда мы с Алексой были в maison , который я взял в привычку арендовать каждый выходной, из-за кухонной двери показался нос Жан-Мари, словно пришедший на запах утреннего кофе. «Оказался неподалеку, приехав снова поцеловать каида», — как он объяснил.

— Каида? — переспросила Алекса.

Очевидно, вопрос Алексы не так увлек Жан-Мари, как ее притягательные внешние данные, потому остался без ответа. Он поинтересовался, «что это за прелестная молодая леди» и так долго держал ее за руку, что я уже было подумал, им движет желание навсегда оставить отпечатки пальцев Алексы на своей ладони. Он стоял возле нее, как цапля, ожидающая подходящего момента для того, чтобы вцепиться клювом в бедного карлика.

И что еще хуже, Алекса, улыбаясь, смотрела ему в глаза и, очевидно, получала удовольствие от происходящего.

— Хочешь пройти посмотреть дом внутри? — спросил я Жан-Мари.

Если бы мне довелось показать ему окрестности, я бы, пожалуй, начал с сада и так бы и вел его, пока на каком-нибудь отрезке вездесущая грязь не затянула бы моего шефа навеки.

— Может, выпьете кофе? — предложила Алекса.

— О нет, я бы, может, и хотел, но тороплюсь, — ответил он, с трудом отрываясь от моей девушки. А мне в эту секунду казалось, я слышу, с каким треском его тело, противясь этому, все же удаляется от нее. — Le caïd a un caillou á la place du coeur .

Алекса улыбнулась в ответ, всем своим видом демонстрируя восхищение его поэтическим талантом, и он ушел, оставив после себя в воздухе концентрированный запах тестостерона.

— Что он сказал? — спросил я.

— Не знаю. Каид с камнем вместо сердца, — ответила Алекса, с нежностью в глазах глядя на только что закрывшуюся за ним дверь. — Он очень милый, твой босс.

— Милый? Нет, сейчас ты застала его в дурном расположении. Когда он по-настоящему милый, он в ту же секунду склоняется над тобой и немедля приступает к оральным ласкам.

— Ах! Да ты ревнуешь! — сказала она так, будто я зря обвинял его в только что продемонстрированной похоти.

— Да, я ревную. А кто бы не стал?

Я думал, что Алексе польстят такие слова, и был прав.

Но я врал. Я не ревновал, я сходил с ума. Что он за ублюдок, вот так бесцеремонно, прямо на моих глазах, кадрить мою девушку. А если бы я был в этот момент на огороде и полол картошку, он бы, не моргнув глазом, пригласил ее прокатиться на своей крутой тачке. Или наверняка выудил бы у нее номер телефона.