Том Стоун - Греция. Лето на острове Патмос

Ремонт шел своим ходом, ну а пока мы всё еще жили в домике на холме. Мы впервые с рождения Сары спокойно поужинали при свечах. Спагетти, приготовленные мной в тот вечер, я окрестил «Спящей Сарой», в ознаменование чудесного события — все время, пока мы ужинали, наша дочка спала беспробудным сном. Как обычно, пришлось готовить из того, что было под рукой: в ход пошли сушеные китайские грибы, присланные мамой Даниэллы, чеснок, цуккини, сгущенное молоко без сахара и сами спагетти.

Еще одна трапеза, состоявшаяся примерно в это же время, словно бы положила конец застою. Я вместе со Стелиосом и Варварой полакомился петушком.

История об этом столь удивительно напоминает описанное в воспоминаниях Питера Мейла «Год в Провансе», что я не в силах сопротивляться искушению и, пожалуй, ее расскажу. Благодаря ей вы получите представление о том, как мы тогда жили. Она является своего рода доказательством существования коллективного бессознательного, о котором писал Юнг, по крайней мере того, что касается лидеров среди мужчин и петухов.

В честь еще одной писательницы, М. Ф. К. Фишер [9] Настоятельно рекомендую прочитать вам ее книгу «Как приготовить волка». В этой книге Фишер описывает, как она справлялась с нехваткой продовольствия во время войны. Со схожими проблемами мы сталкивались на Патмосе каждый год, когда наступало время Великого поста. — Примеч. автора. , которой я глубоко восхищаюсь, я назвал рассказ:

Он был безраздельным властителем своих земель задолго до того, как я впервые отправился в тяжкий путь по усеянным камнями полям Ливади, покрытым лабиринтами каменных заборов, увитым колючками, чтобы узнать, не сдается ли приглянувшийся мне домик на холме.

Его владения как раз примыкали к тому домику. У него был гарем из пятнадцати куриц. На протяжении дня — с четырех утра и до заката — он расхаживал перед домом, время от времени удаляясь к зарослям кактусов позади дома, где обычно курицы откладывали яйца.

Мы с самого начала недолюбливали друг друга.

Начнем с того, что стоило рассвету едва окрасить розовым горизонт, как петух разражался истошным кукареканьем. Голос у него был хорошо поставлен. Петушиные крики с легкостью проникали сквозь дюймовые ставни с настойчивой мощью ударов средневекового боевого топора.

Поначалу происходящее казалось мне даже оригинальным — ух ты, настоящий живой петух. Но это только поначалу, когда я жил как монах, рано ложился спать и вставал с первыми лучами солнца.

После того как в моей жизни появилась Даниэлла, многие из моих взглядов на жизнь претерпели кардинальные изменения, особенно что касается раннего отхода ко сну.

Однажды в августе мы поехали в город, крепко там выпили и вернулись домой хорошо за полночь. Стоило нам погрузиться в сон (по крайней мере, нам так показалось), как вдруг петух обрушил на нас череду криков и воплей, причем орал он гораздо громче, чем прежде. Я резко сел в постели и взглянул на часы. Три. Еще целый час до рассвета.

Когда петух снова раскукарекался, столь же громко и противно, как прежде, я перекатился через ошарашенную Даниэллу, ударом распахнул дверь и вылетел на террасу.

Стояла кромешная тьма. Ни единого отблеска рассвета. Как я и подозревал, у петуха не имелось никаких оправданий только что совершенной им подлости. Он разорался специально только для того, чтобы меня разбудить.

Я нащупал в темноте тяжелый камень — один из тех, которыми подпирал открытые двери спальни.

Петух снова радостно закукарекал — он великолепно понимал, что не только разбудил меня своими воплями, но и еще вытащил голым на террасу в состоянии, близком к апоплексическому удару.

Ко мне присоединилась Даниэлла. Как только мерзкий крик раздался в третий раз, я перехватил камень поудобнее и швырнул его на звук. Вопль, достигший к тому моменту пика громкости, резко оборвался.

На миг воцарилась мертвая тишина.

Потом до нас донеслось возбужденное, озабоченное квохтанье курочек — подружек ненавистной твари. Сам же петух не издавал больше ни звука.

Даниэлла взяла меня за руку, и мы прижались друг к другу, дрожа от снедаемого нас чувства вины.

— Думаешь, мы его?.. — прошептала она.

— Не знаю…

Утром мы прятались в затворенной ставнями спальне, дрожа от ужаса при мысли о том, что нам придется посмотреть в глаза Стелиосу и Варваре. Однако мы не могли оставаться там вечно. Природа брала свое, а туалет находился снаружи, в конце террасы. Я осторожно приоткрыл дверь и огляделся по сторонам — есть ли поблизости кто живой?

Во дворе, в окружении своей свиты, важно расхаживал петух, то и дело что-то поклевывая с таким видом, словно сегодняшний день ничем не отличался от предыдущих. Когда я появился на террасе, он поднял голову и сурово на меня посмотрел. Он все знал и помнил.

Через несколько дней, когда я уже мог о случившемся шутить, я рассказал о ночном приключении Стелиосу и Варваре. Когда они отсмеялись, я обратился к ним с просьбой:

— Вы не могли бы оказать мне услугу? Если вы когда-нибудь надумаете прирезать петуха, дайте мне знать.

— Зачем? — спросили они.

— Я хочу его съесть.

Стелиос расплылся в широкой понимающей улыбке.

Шло время.

Как-то раз, где-то через полтора года, я вернулся вечером в домик на холме. Я устал — весь день занимался ремонтом в нашем новом жилище. Меня окликнула Варвара. Она стояла в дверях кухни, служившей им с мужем еще и спальней, и держала в руках миску супа. За ее спиной маячил Стелиос. Варвара всегда нас чем-нибудь подкармливала, поэтому я не придал происходящему особого значения. Я поблагодарил хозяйку и взял у нее миску.

— Ух ты, — качнул головой я, глянув на содержимое, — куриный бульон.

Улыбки на лицах хозяев на какое-то мгновение стали шире.

— Что такое? — спросил я.

— О петин ос су! — произнес Стелиос. — Твой петух!

Я победил. По крайней мере тогда мне так показалось.

Бульон оказался вкусным, однако, вопреки ожиданиям, я не испытал того чувства удовлетворения, на которое рассчитывал. Во-первых, петух был старым, всю жизнь бродил по двору, и мясо на его ногах оказалось жестким, словно у старого футболиста. Во-вторых, я должен был признать, что, несмотря на все сказанное и сделанное, он был благородным противником, честным тружеником и подлинным хозяином положения. В-третьих, пока я ел суп, я заметил его наследника — молодого, полного сил, который уже приступил к выполнению обязанностей.

Так что по большому счету радоваться мне было особо нечему.

Вскоре после того, как мы перебрались в новый дом, удача постепенно начала отворачиваться от меня. Возможно, причиной тому стала посмертная месть петуха или, что более вероятно, пожилая женщина, неожиданно появившаяся у калитки в тот самый день, когда мы наконец переехали. Это случилось ясным октябрьским утром, примерно через восемнадцать месяцев после того, как строители поклялись, что наш дом вот-вот будет готов.