Жюль Верн - Михаил Строгов

Итак, в этот вечер оба были настороже. В воздухе и впрямь чувствовалось нечто необычное.

«Даже если это просто „утки”, — бормотал про себя Альсид Жоливэ, — то и они стоят ружейного выстрела!»

Вот почему тотчас после того, как генерал Кисов покинул бал, обоим корреспондентам пришла мысль побеседовать друг с другом, и они начали разговор с осторожного взаимного прощупывания.

— Право, сударь, этот маленький праздник просто очарователен! — приветливо произнес Альсид Жоливэ, решив завязать разговор этим чисто французским обращением.

— Я уже телеграфировал: блеск! — холодно ответил Гарри Блаунт, употребив слово, которое в устах подданного Соединенного Королевства должно было выражать необычайный восторг.

— Однако, — добавил Альсид Жоливэ, — я в то же время счел необходимым указать моей кузине…

— Вашей кузине?… — прерывая собрата, удивленно повторил Гарри Блаунт.

— Да, — продолжил Альсид Жоливэ, — моей кузине Мадлэн… Именно с ней я и состою в переписке! Ей, кузине, нравится узнавать обо всем достоверно и незамедлительно!… Вот я и счел необходимым отметить, что на этом празднике словно какое-то облачко омрачило чело государя.

— А мне оно показалось сияющим, — ответил Гарри Блаунт, возможно, желая скрыть свое подлинное мнение на этот счет.

— И, разумеется, вы оставили его сиять и на столбцах «Daily-Telegraph»?

— Именно так.

— А помните, господин Блаунт, — спросил Альсид Жоливэ, — что произошло под Вильно [4] [4] Вильно — устаревшее название города Вильнюса. в тысяча восемьсот двенадцатом году?

— Помню, сударь, словно сам при этом присутствовал, — ответил английский корреспондент.

— В таком случае, — продолжал Альсид Жоливэ, — вы должны знать, что императору Александру в разгар праздника, устроенного в его честь, доложили, что Наполеон с авангардом французской армии только что пересек Неман. Однако император не покинул праздника и, несмотря на крайнюю важность сообщения, которое могло стоить ему империи, проявил не больше беспокойства…

— …чем наш хозяин несколько минут назад, когда генерал Кисов сообщил ему, что между русской границей и Иркутской губернией оборваны телеграфные провода.

— А, так вы знаете и об этой мелочи?

— Да, знаю.

— Мне же было бы просто невозможно ее упустить, ведь моя последняя телеграмма дошла до Удинска [5] [5] Имеется в виду Нижнеудинск. , — заметил с явным удовлетворением Альсид Жоливэ.

— А моя только до Красноярска, — не менее довольным тоном ответил Гарри Блаунт.

— Значит, вам известно и то, что войскам в Николаевске был послан приказ о выступлении?

— Да, сударь, причем одновременно с ним казакам Тобольской губернии была направлена телеграмма с распоряжением подтянуть резервы.

— Совершенно верно, господин Блаунт, об этих мерах мне тоже известно, и — поверьте — моя милая кузина уже завтра будет извещена о случившемся!

— Точно так же, господин Жоливэ, как и читатели «Daily-Telegraph».

— Вот именно! Когда видишь все, что происходит…

— И слышишь все, что говорят…

— Назревают интересные события, господин Блаунт, за которыми стоит понаблюдать.

— И я непременно понаблюдаю, господин Жоливэ.

— Стало быть, мы, возможно, встретимся на почве уже не столь надежной, как паркет этой гостиной!

— Не столь надежной, конечно, но зато…

— Но зато и не столь скользкой! — ответил Альсид Жоливэ, как раз в эту секунду успев поддержать своего коллегу, который, отступая назад, чуть не потерял равновесие.

На этом корреспонденты расстались, в общем весьма довольные тем, что ни один не опередил другого. Игра прошла на равных.

В этот миг двери залов, смежных с большой гостиной, распахнулись, открыв взорам гостей столы, пышно уставленные дорогой посудой из фарфора и золота. На столе, что стоял посредине и предназначался для князей, княгинь и членов дипломатического корпуса, сверкала бесценная ваза, вывезенная из Лондона, а вокруг этого ювелирного шедевра поблескивали под огнями люстр тысячи приборов самого восхитительного сервиза, когда-либо покидавшего мануфактуры Севра [6] [6] Речь идет о знаменитом заводе художественного фарфора, основанном в 1756 году в пригороде Парижа Севре. .

Гости Нового дворца устремились в залы, где их ждал ужин.

Только что возвратившийся генерал Кисов быстро подошел к офицеру гвардейских стрелков.

— Что нового? — тотчас, как и в первый раз, спросил офицер.

— Телеграммы не идут дальше Томска, государь.

— Гонца, и не медля!

Офицер оставил гостиную и удалился в просторную смежную комнату. Это был рабочий кабинет, расположенный в угловой части Нового дворца и обставленный обычной мебелью из мореного дуба. На стенах висели картины, среди которых было несколько полотен с подписью Ораса Берне [7] [7] Берне Эмиль Жан Орас (1789 — 1863) — французский художник, писавший романтические или исторические картины; в 1829 — 1835 годах был директором Французской академии в Риме. .

Офицер сразу же распахнул окно, как если бы его легким недоставало кислорода, и вышел на широкий балкон вдохнуть свежего воздуха, очищенного прохладой чудесной июльской ночи.

Перед его глазами, купаясь в лучах луны, высились округлые стены крепостного вала, внутри которых возвышались два храма, три дворца и арсенал. Вокруг этих стен вырисовывались три разных города — Китай-город, Белый город и Земляной город, с огромными европейскими, татарскими или китайскими [8] [8] Автора ввело в заблуждение название старинного московского посада; никаких китайских кварталов в Москве никогда не было. кварталами, над которыми поднимались башни, колокольни, минареты и купола трехсот церквей, чьи зеленые главы были увенчаны серебряными крестами. В неширокой речке с извилистым руслом мерцали там и сям отблески лунных лучей. А вокруг на много километров простиралась причудливая мозаика по-разному расцвеченных домов.

Этой речкой была Москва-река, этим городом — Москва, стеной укреплений — Кремль, а офицером гвардейских стрелков, что скрестив руки и с думой на челе стоял и рассеянно слушал шум, нисходивший от Нового дворца на древнее московское городище, был русский царь.

Если царь столь внезапно покинул гостиные Нового дворца, когда праздник, устроенный им для гражданских и военных властей и для важных сановников Москвы, был в самом разгаре, — значит, по ту сторону уральских границ в это время происходили серьезные события. Уже не оставалось сомнений, что страшное нашествие грозило лишить сибирские провинции российской автономии.