Владимир Обручев - Григорий Николаевич Потанин. Жизнь и деятельность

***

Вторая экспедиция в Китай выехала из Кяхты осенью 1892 г. В состав ее входили Григорий Николаевич и Александра Викторовна Потанины, зоолог М. М. Березовский, бурят Б. П. Рабданов в качестве переводчика монгольского языка и коллектор В. А. Кашкаров. Кроме того, Географическое общество, учитывая тот факт, что в экспедициях Пржевальского и Потанина ни разу не принимали участие геологи и поэтому геологическое строение Внутренней Азии оставалось не освещенным наблюдениями специалиста, присоединило к этой экспедиции молодого геолога В. А. Обручева.

Задачей Потанина являлось продолжение изучения восточной окраины Тибета и соседней китайской провинции Сы-чуань, а геолог должен был, кроме того, познакомиться с Центральной Азией, Северным Китаем и Нань-шанем в широких пределах и потому путешествовал отдельно.

Григорий Николаевич со своими спутниками, кроме Березовского, уехавшего годом раньше, проехал из Кяхты в Калган, на границе Китая, по почтовому тракту через Монголию очень быстро, почти без наблюдений, пользуясь повозками и переменными лошадьми на станциях. Этот переезд был мучительным. Повозка, в которой сидели супруги Потанины, представляла большой закрытый ящик почти кубической формы с маленькой дверцей с одной стороны и окошечком с другой; этот ящик был прикреплен к оси с двумя тяжелыми прочными колесами, без всяких рессор, смягчающих толчки. Сидеть в ящике нужно было на подушке, вытянув ноги. Лошадей в повозку впрягали оригинальным способом: к передним концам оглобель была прикреплена поперечина, которую два всадника клали себе на седла и таким образом мчали этот первобытный экипаж, не считаясь ни с ухабами, ни с камнями на дороге. К каждой оглобле был прикреплен повод, посредством которого два других всадника, скакавших впереди, направляли повозку, чтобы колеса не наскочили на крупные неровности и повозка не опрокинулась. Так приходилось мчаться рысью или вскачь от станции до станции; пассажирам порой казалось, что их посадили в бочку и спустили по косогору. На станциях можно было немного отдохнуть от тряски, пока менялись всадники.

Местность от Кяхты до Урги (теперь Улан-батора) очень гористая. Дорога шла то по долинам речек, то пересекала довольно высокие горные кряжи; их северные склоны были покрыты лесом, южные — степью. С перевалов открывался вид на такие же кряжи, волнистые гребни которых один за другим уходили вдаль до горизонта. Кое- где вдали, среди кряжей, высилась более высокая вершина.

В долинах были разбросаны юрты монголов и паслись стада. Часто встречались караваны верблюдов и двухколесных телег, нагруженных тюками товаров, главным образом чая, который в то время шел еще преимущественно через Монголию в Кяхту, где перегружался на телеги, везшие его через всю Сибирь. На перевалы поднимались шагом, если подъем был крутой, и это давало отдых от тряски, которая возобновлялась на спуске.

От Урги до Калгана почтовый тракт пересекал Гоби. На первых станциях местность была еще довольно гористая, но безлесная. Затем она становилась более ровной; широкие котловины чередовались с плоскими увалами или низкими грядами скалистых гор и холмов. Растительность степи мало-помалу становилась скудной, траву сменяли мелкие кустарники, и между ними везде была видна голая почва, песчаная или усыпанная щебнем. Это была уже Гоби, которая здесь не представляла таких совершенно бесплодных и безводных пространств, как на западе. Колодцы были довольно часты, и при них были расположены юрты монголов. Ближе к южной окраине появилась трава и более густое население, даже поселки китайских земледельцев; собственно Гоби кончилась.

В этой однообразной местности осенняя пожелтевшая степь не представляла ничего привлекательного. Поэтому внимание путешественников было почти полностью занято наблюдениями за их подводчиками. Кроме четырех всадников, тащивших вскачь повозку, были еще запасные, которые сменяли их на ходу; скакали еще монголы, приставленные для надзора. В общем всадников было всего 12— 15 человек. Кроме мужчин, проводниками бывали женщины и девицы. Все это шумело, кричало и визжало. Молодежь отпускала шутки, заливалась громким смехом. Весело было смотреть на раскрасневшиеся лица, рассеченные улыбками до ушей. Движения всадников были полны экспрессии. Потанин жалел, что не владел карандашом и не мог зарисовать какую-нибудь позу скачущего монгола. Развлекаемые подводчиками, путешественники мирились с тряской и прощали подводчикам, когда из-за их резких движений им случалось удариться друг о друга лбами или прикусить язык, стукнувшись головой о потолок повозки.

Поздно вечером останавливались на ночлег в юрте, где находили огонь, чтобы обогреться, горячий чай с молоком, маслом и солью, баранину на ужин. Тут же спали на разостланных войлоках, укрывшись шубами, а рано утром, наскоро позавтракав, опять пускались в путь по тряской дороге. Каждый день проезжали четыре-пять станций, и в общем проезд из Кяхты в Калган занял две недели.

В Кяхте к экспедиции присоединился еще хара-егур Лобсын, который участвовал в прошлом путешествии Потанина от Нань-шаня через Центральную Монголию до Кяхты и не вернулся на родину, а проживал в Урге и Кяхте. Его взяли как надежного рабочего, знакомого с условиями путешествия.

Из Калгана в Пекин экспедиция проехала быстро, не делая наблюдений, а в Пекине провела в русском посольстве целый месяц, снаряжаясь в дальнейший путь, обзаводясь китайской одеждой, паспортами и провизией. Здесь Александра Викторовна почувствовала приступы сердечной болезни, развившейся благодаря тряске в монгольской повозке. Врач посольства очень советовал ей остаться в Пекине, но она не захотела оставить мужа, привыкшего к ее обществу и попечениям.

16 декабря путешественники выехали на двух грузовых крытых телегах, в которых ехали Кашкаров, Лобсын и Рабданов, а также помещался багаж, и одной легковой для Григория Николаевича с женой. Эти повозки были наняты до г. Си-ань-фу, столицы провинции Шаньси; на этом пути не предполагались ни длинные остановки, ни наблюдения, так как он был уже описан другими лицами. Поэтому вставали очень рано, часто еще ночью, и выезжали с фонарями, подвешиваемыми под телегами, чтобы освещать только дорогу. В полдень останавливались для отдыха и обеда на постоялом дворе и опять ехали до 9 часов вечера. Китайского конвоя не брали, и это избавляло от стечения любопытных на улицах, как бывало в прежнем путешествии, — китайские солдаты всегда бежали впереди и оповещали население: «едут заморские черти, выходите на улицу смотреть их». Теперь же ехали незаметно, скрываясь в повозках, а китайская одежда не привлекала внимания при остановках на постоялых дворах в обед и вечером.