Сергей Иванов - Америка глазами заблудшего туриста

Мы заняли пустовавший столик. Нам принесли пиво, и мы стали участниками.

Сами барышни, сменявшие одна другую, особого интереса, на мой взгляд, не представляли. Зато посетители бара и их реакция стоили внимания.

Наиболее созревшие и нетерпеливые, срывались со своих мест и ломились к объекту вожделения. Добравшись до танцевального пятачка, доброхот протягивал к барышне руку с мелкой купюрой, а та одаривала его поощрительной улыбкой, оценивая гостя и его подношение. Приблизившись к своему поклоннику, она подставляла ему одно из мест, куда он мог вложить свой денежный взнос за предоставляемое удовольствие. В зависимости от результатов её оценки, она допускала ходока к лифчику или трусикам, куда тот, замирая от блаженства, запускал свою натруженную лапу и по сигналу хозяйки вынимал, оставив там частичку своей зарплаты. Когда с ходоками-добровольцами наступали перебои, барышня, пританцовывая, сама совершала обход в поисках настоящих мужчин. Из своих наблюдений, она уже знала: какой столик может быть более зрелым и урожайным — туда она и направлялась. Проявляя внимание и заботу о трудящихся, она шла навстречу их пожеланиям и давала всем нуждающимся погреть руки на своей груди, или в более теплом месте. Обойдя всех желающих, она удалялась в подсобное помещение, где проводила короткий перерыв для отдыха и переучёта. На её место выходила коллега и исполняла свою танцевальную программу.

Как я понял, у завсегдатаев были свои симпатии, они, верно, берегли заготовленную пятёрку для единственной и любимой. Дождавшись её выхода, поклонник, торжественно приближался к своей избраннице, запускал мозолистую руку и получал то, ради чего стоило работать весь день.

Я люблю тебя, Жизнь! И надеюсь, что это взаимно…

По мере потребления пива, в зале становилось шумнее. Количество желающих прикоснуться росло. Возможно, кто-то даже изменял своим любимым, и, отказав себе в лишней порции пива, вступал в кратковременную связь и с другими танцовщицами.

Учитывая настроения клиентов, девушки не засиживались в подсобке, менялись чаще. Уборка урожая требовала от них более активного участия. Скоро они вообще перестали уходить из зала, а оккупировали столик, куда и возвращались на отдых после выступления. Прямо там они доставали собранное, и по-хозяйски упаковывали в сумочки. Они тоже заказали себе выпить и закурили. Но строго по очереди выходили на сцену и подогревали пьяненьких мужчин. Спустя часок или более, мы были замечены, как гости, проявляющие интерес только к пиву. Неоднократные зазывающие остановки у нашего стола ни у кого не вызвали желания оторвать руку от бокала.

Скоро администрация бара решила, что эти парни засиделись. Разносчик пива стал назойливо часто навещать нас с вопросом «чего ещё желаете?» А ничего! — решили мы, и вышли на улицу.

После шумного и дымного кабака, прохладная дождливая ночь показалась тихой и свежей. Нам было в кайф шагать по безлюдным ночным улицам. Ребята обменивались впечатлениями, никто не задавался вопросом, куда мы идем? Скоро мы оказались в пустынном, нежилом квартале, у какой-то мрачной, основательно заброшенной фабрики. Здесь, все дружно остановились и облегчились от выпитого. Кто-то всё же поинтересовался, где мы и куда направляемся? Стас уверенно заявил, что он контролирует наше положение в пространстве и знает, в каком направлении надо двигаться. Выбравшись из квартала промышленных трущоб на живые улицы, мы встретили двух черных барышень сомнительного санитарного состояния, но соблазнительно дружелюбных. Кто-то спросил у них, как оценивается их дружба? Но они излишне серьёзно завели разговор о разнообразии и качестве предлагаемых услуг. Мы дружно решили, что девушки не настолько аппетитны, чтобы так серьёзно обсуждать их кандидатуры. Стас рекомендовал беречь наше здоровье и не отвлекаться на сомнительные предложения. Советовал не терять моральный облик и дойти до известного ему места, где ожидается широкий выбор достойных девушек.

На углу дежурили несколько человек, половина из них были черны как эта ночь. Стас прокомментировал их состав как неукомплектованный. В короткой беседе с девицами, мы выяснили, что если не вдаваться в профессиональные подробности, то стандартная радость, которая займет не более 15–20 минут, стоит не менее десяти долларов… если человек хороший. Но возможны и варианты.

На вопрос — где остальные красавицы? Нам объяснили, что кто-то занят, а кто-то ушёл из-за дождика. Пребывающие на дежурстве девушки, отличались поношенностью и не вызвали у нас нежных чувств. На этом мы и расстались.

Всю дорогу домой Стас оправдывался, что сегодня, как никогда — скудный выбор, и если мы подъедем сюда в хорошую погоду и не так поздно, то нам обязательно кто-нибудь понравится. В ответ мы критиковали его вкусы и литовские стандарты женской красоты.

Дома я узнал, что звонил Славик и просил перезвонить. Я связался с ним, и он сообщил о своем переезде. С его слов, отношения с хозяйкой дома окончательно испортились. Она раскусила его коварные планы: оформить пособия в Бруклине, и съехать от нее. Для этого ему и нужен был договор аренды жилой комнаты за 220 долларов, чтобы ежемесячно получать эту сумму от соцобеса. Теперь баба Мария называла Славку S.O.B. то есть Son Of а Bitch (сукин сын). Для нас же он оставался Председателем Толстовского фонда.

Я подтвердил, что в этом доме, по-прежнему, есть свободная комната, а также, можно найти работу и все остальное. Он обещал завтра же и приехать.

Между тем, вопрос о поддержании положительного баланса по-прежнему волновал нас, и когда погода позволяла, мы исправно выезжали на работу. Кроме этого, у нас оставались пустые чеки, которые нам всучили за наш тяжкий труд. В банке стабильно отвечали, что баланс на данном счету недостаточен, а на наши телефонные звонки к выдавшему эти чеки, подозрительно молчали.

Однажды вечером, не получив ответа на наш звонок, мы решили навестить нашего упрямо неплатежеспособного пана работодателя. Поплутав немного, мы всё же нашли нужный выезд с дороги и отыскали этот стандартный, сонный кондоминиум. На стоянке у дома его микроавтобуса не было. Предполагалось, что нет дома и хозяина, однако, в гостиной комнате горел свет.

Позвонили в дверь. В ответ — тишина. Один из нас продолжал звонить, другой наблюдал за окнами. В обозримых комнатах никакого движения не заметили. Жилые комнаты размещались несколько повыше, а цокольное пространство отводилось под хозяйственные нужды. Из гостиной комнаты, в которой горел свет, был выход на лоджию, где раздвижные стеклянные двери оставили приоткрытыми. Всё выглядело так, будто кто-то был дома, или вышел на минутку.