Луи Буссенар - Остров в огне

Внутреннее убранство дома казалось несколько странным, с какой-то претензией на роскошь. Кое-где висели гравюры, вырезанные из «Иллюстрированных лондонских новостей», и превосходные рисунки за подписью известного французского художника Монбара. Тут же виднелись ярко раскрашенные репродукции и несколько картин с изображением Девы Марии и библейских сюжетов.

В глубине комнаты, на восточной стороне, то есть прямо напротив двери, стояло что-то вроде гранитного алтаря, там лежали куски отполированного нефрита [104] Нефрит — минерал зеленоватого цвета, ценный поделочный камень. или обсидиана [105] Обсидиан — стекловидная горная порода, применяется для художественных поделок. , отдаленно напоминающие топоры, ножи и скребки, какие обычно выставляют в отделах музеев, демонстрирующих жизнь первобытного человека.

Над алтарем висели огромное знамя из красного шелка с непонятными вышитыми знаками, позолоченные диадемы [106] Диадема — женское головное украшение в форме небольшой открытой короны. , разноцветные лоскуты, пояса, платки. Тут же находилась забранная решеткой очень темная ниша, где глубоким сном спала едва различимая в темноте змея.

Фрикет с крайним удивлением рассматривала эти примитивные украшения и молча расхаживавших по комнате негров, их взгляды и движения внушали тревогу. Еще несколько чернокожих расположились у стен. Особое внимание привлекала странная прическа двоих жесткие, как железная стружка, волосы не были коротко подстрижены, как у большинства негров, а стояли дыбом надо лбом, образуя нечто вроде двенадцати лучей. Чернокожие сидели, ничего не делая. Судя по всему, они лишь отдавали приказания всем остальным, и те их исполняли с глубоким почтением, почти с благоговением.

Не поддаваясь волнению — она видела еще и не такое! — Фрикет смотрела скорее с любопытством, чем с беспокойством. Вскоре парижский скептицизм [107] Скептицизм — сомнение во всем, недоверчивость. взял верх над всеми остальными чувствами, и француженка сказала Долорес, что все это не так уж трагично, скорее смешно. И добавила:

— Ох, если бы моего бедного Мариуса не ранило! С каким удовольствием мы посмеялись бы над этим маскарадом!

— И вы бы оказались неправы, дружок мой, — очень серьезно ответила ей подружка, чью бледность Фрикет наконец заметила.

— Что, положение серьезное?

— Устрашающее! Вы знаете, в какие руки мы попали?

— В руки очень некрасивых, грубых и плохо пахнущих негров…

— Вы знаете, что такое Воду?

— Да, слышала… Страшилище в этом краю… Пугало для плохо ведущих себя детей.

— Да нет, это — людоеды, что во имя своего бога убивают людей и пожирают их.

— Не может быть! Вы полагаете, будто эти люди со странными прическами собираются нас съесть?

— Совершенно в этом убеждена!

— Дикая мысль! В моей жизни было много странных приключений. Только этого не хватало для коллекции. Превратиться в ростбиф — это нечто необычное!

— Вы, французы, над всем насмехаетесь.

— Конечно, это же лучше, чем плакать. К тому же веселье обескураживает предателей из мелодрамы: оно не позволяет им произвести нужного впечатления! Посмотрите, как ошеломленно смотрят на нас эти господа каннибалы! [108] Каннибал — людоед; в переносном смысле — жестокий, кровожадный человек.

Действительно, папароли и их сообщники, казалось, прямо-таки обалдели от веселого вида Фрикет, он совсем не вязался ни с местом, ни с временем действия.

Пабло вдруг застонал, что обеспокоило мадемуазель, до этого всячески выражавшую презрение палачам. Мальчик хотел пить. Он пожаловался и на то, что ему больно лежать на животе, связанным как скотина. Девушка властно обратилась к одному из папаролей:

— Эй ты, каннибал, развяжи-ка бедного малыша! Видишь, ему больно.

Сектант посмотрел на пленницу, не произнося ни слова.

— Ну что ты на меня глядишь вытаращенными глазами? Боже, до чего же он безобразен!.. Надо же так вырядиться! Честное слово, из-за этих волос лучами чернокожий напоминает бабу, каких почему-то изображают на дощечках контор нотариусов.

Долорес, видя, что бандит по-прежнему молчит, обратилась к нему на местном диалекте. Тот нехотя, но повиновался. Подойдя к ребенку, ослабил веревки на руках, сел на циновку и поставил рядом тыквенную бутылку с какой-то жидкостью и миску вареного ямса [109] Ямс — тропические растения со съедобными корнями. (Примеч. перев.) . Пабло стал жадно пить, приговаривая:

— Хорошо… Хорошо…

Потом добрый малыш решил, что его взрослым подружкам Долорес и Фрикет тоже, наверное, хочется пить. Он схватил сосуд и, подтянувшись на циновке, протянул им.

— Спасибо, дорогой малыш, — сказала растроганная Фрикет. Отведав несколько глотков, она нашла, что напиток вкусный. — Что-то вроде пальмового вина… Приятный напиток… Хотите, Долорес?

— Да, я умираю от жажды. Наверное, не следовало бы этого делать — Бог знает, чего эти нечестивцы там намешали. Но Бог милует.

Юная патриотка не напрасно опасалась. Через некоторое время и она и Фрикет почувствовали, что падают с ног от желания спать. Потом все предметы приобрели какие-то странные очертания, увеличились в размере. Дом стал огромным. Люди выглядели как черные колоссы. Знамя из красного шелка напоминало море крови. Затем все стало медленно кружиться, точно во сне.

Кошмар длился довольно долго, сколько — они не могли сказать. Наконец им показалось, что наступила ночь, и повсюду зажглись огни. Вокруг толпились люди, орущие во всю глотку. Девушки почувствовали, что над ними нависла страшная угроза, которую они не в силах отвести. Глаза все видели, уши слышали, но тело окаменело — ни руки, ни ноги не двигались. Жуткая мысль пронзила их: «Все! Мы погибли!»

Первая помощь Мариусу. — В поместье. — Поспешный отъезд. — Корабль «Бессребреник». — Поиски. — Тот, кого не ожидали. — Отец и дочь. — Угрозы. — Применение силы. — Достоинство. — Вмешательство. — Предстоящая драка.

Во время партизанской войны нередко не хватало самого необходимого, и офицеры, вынужденные выкручиваться, приобрели некоторые навыки в области хирургии, в силу возможностей лечили раненых. Хоть и не профессионалы, они окружали их такой безграничной любовью и так самоотверженно ухаживали, что раненые выздоравливали. Помогало этому, конечно, и страстное желание больных выжить, чтобы снова встать на защиту независимости отечества. Эти врачи поневоле нередко проводили немыслимые операции. Глядя на них, невольно вспоминаешь слова доброго Амбруаза Паре: [110] Паре Амбруаз (1510–1590) — французский хирург, разработавший методы лечения огнестрельных ран. (Примеч. перев.) «Я его перевязал, Бог его вылечил».