Полли Эванс - Китай. Искусство есть палочками

Как чай эта смесь вызывала отвращение, а если относиться к содержимому чашки как к жидкому сырному супу, то можно, по крайней мере, проглотить его без рвотных позывов, а если перемешать с цампой , то и вовсе получалось нечто, отдаленно напоминающее овсянку.

Снаружи паломники, кутаясь в грубые шерстяные накидки, сидели на корточках прямо на земле и грели руки об эмалированные кружки с таким же чаем, который разливали из почерневшего от копоти жестяного котелка.

— Чай и цампа — все, чем они питаются, — объяснил Еси. — Они берут с собой по пачке чая и по контейнеру с цампой , а по дороге покупают масло по мере необходимости.

Скудное и однообразное питание, ничего не скажешь. Я порадовалась, что мы с Гаем путешествуем с комфортом и можем добавить в наш рацион мясо яка и рис.

Еще два часа мы ехали по горному серпантину. Кое-где дорога, как и положено, обваливалась в пропасть, и незадачливый путешественник при неблагоприятном стечении обстоятельств вполне мог отправиться следом. В других местах сверху периодически скатывались валуны. Тяжелые грузовики с паломниками аккуратно ехали по центру дороги, стараясь не заглохнуть со своей ношей на полпути. Я закрыла глаза в надежде заснуть.

— Хочешь поехать на муле? — спросил меня Еси, когда мы добрались до начала того отрезка, который предстояло преодолеть без микроавтобуса.

— Конечно, — ответила я.

Идея привела меня в восторг. На таком транспортном средстве мне еще не доводилось перемещаться. Моего «боевого коня» экипировали, накинув ему на спину старый красно-белый коврик. Как и большинство существ, обитающих в Китае, мул мог похвастаться крупными размерами. Когда в начале 1940-х Эрнест Хемингуэй посетил Китай, он, в какой-то момент решив, что его лошадь слишком мелкая, а потому бесполезна, взвалил ее на плечи и понес. У моего мула был белый бархатный нос, добрые глаза, и вез он меня молча. Похоже, о проступке Хемингуэя в Китае до сих пор помнят и подвергают всех белых мужчин остракизму, поскольку Гаю не предложили ехать на муле, и он поднимался в гору на своих двоих. К счастью, наш багаж ехал отдельно от нас, так что не пришлось тащить тяжелый рюкзак. Нуми, Адро и А-пин отправились вперед с маленьким караваном, чтобы подготовить лагерь для ночевки.

В первый день мы шли пять или шесть часов. После ланча (яйца вкрутую, лепешки и вяленое мясо яка) я решила дать бедняжке-мулу отдохнуть и остаток пути проделала пешком. Сначала верхом ехать было весело, но постепенно похолодало, а мы двигались в тени леса. В конечном счете, наш вояж задумывался как паломничество, и вряд ли удастся снискать благосклонность высших сил, если за меня всю работу проделает несчастное животное.

Вскоре после ланча мы добрались до перевала и дальше пошли вниз. Здесь деревья были увешаны молитвенными флажками так густо, что они выглядели как плотный разноцветный навес, через который, насыщая краски, пробивались солнечные лучи.

Мы тоже привязали флажки к дереву, оставив следы собственного пребывания в этом значимом с религиозной точки зрения месте.

Тогда по восточному календарю был год Овцы. Считалось особенно важным совершить кору именно в год Овцы, поэтому сюда стекались десятки тысяч паломников. Каждые несколько минут мы встречали на своем пути очередную группу, двигавшуюся по склону в том направлении, откуда мы прибыли. Паломники шли гуськом, опирались на тонкие бамбуковые жерди, которые подобрали по пути, и эта вереница напоминала живую изгородь.

Какой-то старик улыбнулся, глядя на нас, и по его смуглому лицу разбежались во все стороны тоненькие лучики морщинок. Передние зубы у него отсутствовали, вместо них зияла чернота, на шее висели деревянные четки, а на голову он надел меховую шапку, похожую на защитную каску. Еще один китаец щеголял, завернувшись в длинную белую овчину, похожую на негатив растаманских дредов, а третий, помоложе, надел желтый свитер с треугольным вырезом поверх строгой рубашки в ромбик с непропорционально длинными концами воротника. Его меховую шляпу украшала бахрома, которая выглядела как длинные нечесаные брови.

Женщины и девушки носили передники всех цветов радуги. У многих за спиной были привязаны младенцы.

— Таши делек , — здоровались паломники по-тибетски.

— Таши делек , — отвечали мы снова и снова.

В разгар дня на небе не осталось ни облачка. Солнечный свет слепил, а воздух был свежим и чистым. Под пронзительно синим куполом неба поблескивали снежные шапки гор, а сочная листва зеленела так, что мы уже не сомневались — вот она, Шангри-Ла.

На ночлег мы остановились неподалеку от деревеньки, на изумрудно-зеленом лугу у подножья гор, укрытых снегами. К нашему приходу палатки уже установили, костер развели, и в котелке весело булькала вода для кофе. Наслаждаясь рубленым мясом яка, жареными бобами, баклажанами, кабачками, брокколи и картофелем, мы искренне посочувствовали настоящим паломникам, для которых день закончится очередной чашкой чая и миской цампы .

Темнело. Мы поставили раскладные стулья вокруг огня и заполировали ужин тибетской ячменной водкой. Адро и Нуми танцевали и горланили песни, восхваляя местную огненную воду, а мы смотрели на небо, на котором сияли нереально красивые звезды.

Вскоре я, разумеется, пожалела, что поддалась на уговоры и попробовала водку. Вообще-то я выпила всего ничего и запила ее огромным количеством воды, но поскольку мы находились высоко, алкоголь понесся по венам со скоростью света. Меня стало мутить, а голову сдавила ужасная боль. Когда мы разошлись спать, я долго лежала без сна в нашей с Гаем палатке в альпинистском спальном мешке с капюшоном. Под воздействием алкоголя и высоты я ощутила приступ клаустрофобии, а вся жидкость в моем организме тем временем хлынула вниз, в мочевой пузырь, который надулся и теперь полностью оправдывал свое название. Ночью температура упала ниже нуля, и меньше всего мне хотелось вылезать на холодную улицу, но дальше терпеть я не могла, поэтому я вырвалась из плена спального мешка и выскочила наружу. Холод внезапно принес облегчение. Опорожнив мочевой пузырь, я снова вернулась в палатку. Через несколько минут из темноты донесся сдавленный голос Гая:

— Ты не спишь?

— Как ты себя чувствуешь? — задала я встречный вопрос.

— Отвратительно.

Мы оба замолчали, упиваясь жалостью к себе, после чего Гай спросил:

— У тебя есть болеутоляющее?

Я покопалась в аптечке. Мы проглотили по таблетке и провалились в глубокий безмятежный сон.

Нас разбудил незнакомый звук — это яки и мулы шли мимо нашей палатки, позвякивая колокольчиками. В лучах восходящего солнца снег на вершинах гор отливал розовым на фоне темного неба, по которому плыли маленькие облачка. Между сладко пахнущим лугом, на котором мы разбили лагерь, и горами вдалеке шла еще одна горная гряда, чуть пониже; туда солнечные лучи пока не попадали, и вершины отбрасывали на снег длинные острые тени. А здесь на деревьях рос густой мох, который обычно называют бородатым, и сейчас он, казалось, светился нежно-зеленым светом.