Полли Эванс - Китай. Искусство есть палочками

— Конечно!

— Щенков было пять, но четверо умерли, — сказала женщина.

Все члены семьи погрустнели, но я засомневалась, жалко ли им несчастных щеночков, или они расстроены оттого, что лишились еды. А может, и то, и другое. Эти люди искренне любили собак, а обычай съедать щенков, когда те вырастут, — ну, это всего лишь проза жизни в диком краю, где многие люди умирали от голода.

— Некоторые едят змей, — поддержала разговор бабушка, крошечная старушка, напоминающая садового гномика. А старший сын хозяев пожал плечами и что-то пробурчал: похоже, ему наша беседа не особо нравилась.

— Хани очень суеверные, — объяснила мне Лицзюань. — Они верят, что змеи понимают человеческую речь, а потому их есть нельзя.

— Лет десять назад трое жителей нашей деревни нашли очень большую змею, — продолжила бабушка с торжественным выражением лица, — убили ее и съели, а потом все трое сперва онемели, а затем их полностью парализовало. Так-то вот.

— Они все еще живы?

— Нет, один умер спустя два года, второй почти сразу после первого, а третий дотянул аж до прошлого года…

Мы сидели вокруг огня. Все члены семьи закивали. Если это случилось лет десять тому назад, то все взрослые наверняка были очевидцами тех событий.

— Ты ей веришь? — спросила Лицзюань, которая привыкла к европейцам и их цинизму.

Она пожала плечами.

— Ну да.

Когда я вернулась домой, то ради интереса написала своему приятелю-медику, который специализировался на тропических заболеваниях, и спросила, могло ли такое быть на самом деле. Он ответил утвердительно и объяснил, что на юге Китая водится несколько разновидностей змей, и яд некоторых вызывает паралич, в том числе и лицевых мышц, и скорее всего, те несчастные, о которых шла речь, не потрудились как следует приготовить змею, а значит, ей даже не пришлось их кусать.

На следующее утро мы всего за три часа по протоптанной тропе добрались до пыльного ветхого городишки, где собирались сесть на автобус до Цзинхуна. Это была ужасная дыра. Все рестораны оказались закрыты, а автобус предстояло ждать два с половиной часа. Мне не терпелось уехать. В Цзинхуне хотя бы есть пиццерия, пиво и массажисты, однако здесь не нашлось даже частника, который подбросил бы нас. В конце концов, нам удалось в какой-то забегаловке купить лапши — длинные полоски теста, напоминающие глистов, плавали в мутной жиже.

Наконец приехал автобус. Я заняла место впереди, а Лицзюань и Шестой уселись позади меня. Мы устроились с комфортом, но понимали, что это ненадолго, поскольку автобусы в сельской местности здесь обычно набиты битком. Сначала в автобус зашел старик с бамбуковой метелкой и вымел из-под сидений гору шелухи от семечек. Мы сидели тихо, как мышки, и ждали остальных пассажиров.

Нам предстояло преодолеть сорок восемь километров до главной дороги, причем у нашего скрипучего автобуса на это ушло аж три часа. Если честно, я устала после трех дней ходьбы и двух ночей, проведенных на полу чьих-то хижин, но о том, чтобы поспать по дороге, не могло быть и речи. Несколько пассажиров выпустили в проход щенков, которых, видимо, только что купили. У одной тетки в корзине сидело аж четыре маленьких создания, а еще одна собака, побольше, устроилась на коленях у новой хозяйки и поскуливала всякий раз, когда автобус попадал в яму.

«Это еще не самое плохое, дружок, — мрачно подумала я, глядя в грустные глаза пса, — тебя купили, чтобы в один прекрасный день зажарить…»

Боже, я никогда не думала, что буду так счастлива увидеть асфальт и другие машины. Дорога стала менее ухабистой. В конце концов, после четырех часов тряски, мы добрались до автовокзала, где пересели на автобус до Цзинхуна. Солнце тем временем медленно клонилось к горизонту. В вечернем свете поблескивала безмятежная гладь воды на заливных полях, в которой отражались банановые деревья и кусты диких хризантем.

Когда я вернулась в Куньмин, Рождество уже вступило в свои права. На календаре было второе декабря, и на улицах повсюду сияли огнями елки. Из аэропорта я прямиком поехала в тот отель, где останавливалась несколько дней назад. Девушка в турбюро забронировала для меня билет в Гуйлинь, и я хотела забрать его. В фойе, на которое еще совсем недавно было приятно взглянуть, теперь стояли пластиковые ангелы высотой в человеческий рост. Ну и безвкусица!

Меня заверили, что поезд до Гуйлиня идет восемнадцать часов. Я уже собиралась заплатить, но решила еще раз проверить даты.

— Во сколько поезд прибывает в Гуйлинь? — спросила я.

Девушка замолчала и зашелестела расписанием. Она была вся какая-то тонкая и плоская, почти двухмерная, как будто ее хорошенько отутюжили.

— Ага, вот. В два часа ночи. В четверг.

Стоп! В четверг? Но сегодня вторник! Это вовсе не восемнадцать часов, а почти тридцать, поскольку поезд отправляется сегодня вечером, в десять минут девятого.

— Вы же мне сказали, что поезд идет восемнадцать часов, — в ужасе сказала я, все еще думая, что сейчас недоразумение как-то разрешится. Может быть, существует два поезда. Один скорый, а второй пассажирский, который останавливается на каждом полустанке. Если что, я готова еще поторчать в Куньмине и уехать на скором поезде.

Следующий час я потеряла зря, поскольку китаянка отказывалась признать, что допустила ошибку, решив, во что бы то ни стало, сохранить лицо. Вместо того чтобы извиниться и открыть мне страшную правду, дескать, никакого второго поезда не существует, она решила убедить меня, что с восьми вечера вторника до двух часов ночи четверга пройдет всего восемнадцать часов.

— Да! Восемнадцать! — воскликнула она и даже попыталась улыбнуться.

Я замолчала. Интересно, эта мадам действительно не умеет считать или пытается обдурить меня?

— Вовсе нет, — медленно протянула я. — Не восемнадцать, а тридцать.

— Нет, восемнадцать.

Я попыталась донести до нее свою точку зрения на китайском. Вообще-то я не собиралась учить сотрудницу отеля математике, просто хотела узнать, есть ли более быстрый способ добраться до Гуйлиня, но упрямая девица не сдавалась. Она куда-то звонила, мне пришлось говорить с кучей народу и задавать всем один и тот же вопрос — есть ли другой поезд? И я неизменно слышала один и тот же ответ — а чем вам не нравится этот, он ведь идет всего восемнадцать часов.

Плоская девушка отвела меня к молодому человеку за стойкой регистрации, который говорил по-английски лучше, чем она, и объяснила суть проблемы. Парень энергично закивал.

— Да, поезд идет восемнадцать часов, — почти искренне ответил он.

Девушка тем временем взяла листик и карандаш. Призвав администратора в свидетели, она написала час отправления поезда — 8, потом под заголовком «2 декабря» проставила «9, 10, 11, 12», отчеркнула, сделала новый заголовок «3 декабря», под ним «1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12», снова отчеркнула и написала «4 декабря», а чуть ниже — «1, 2», и начала, как тупой ребенок, пересчитывать циферки.