Игорь Можейко - 7 и 37 чудес

«Не круглым ли было здание?» – подумал Вяткин. Сейчас трудно сказать, что натолкнуло его на эту мысль. В конце концов круглыми обсерватории стали только в наше время – это объяснялось необходимостью дать обзор телескопу. Во времена Улугбека телескопов не было и вряд ли могла появиться необходимость в круглом большом здании. Вернее всего кирпичи являлись остатками так называемого горизонтального круга – приспособления для определения азимута той или иной звезды. В своем отчете Вяткин сообщает, что для проверки он решил заложить десять ям по окружности, прочерченной через три точки соприкосновения траншей с линией кирпича. Все десять колодцев уткнулись в ряд кирпичей.

Теперь можно было уверенно утверждать, что здание – часть обсерватории. Для чего еще нужно было в XV веке делать круг диаметром почти в пятьдесят метров?

Одна из ям отличалась от других. Дно ее находилось на несколько сантиметров глубже остальных, и, обнаружив ступеньку, ведущую вниз, Вяткин решил продолжить раскопки именно в этой точке. Нельзя забывать, что он не имел возможности планомерно вскрыть весь холм: деньги были на исходе.

Новая траншея с каждым днем обнаруживала все новые ступеньки и все глубже уводила в землю. Копать было трудно. Видно, сюда долго сбрасывали мусор, он спрессовался, и кетмени и лопаты ломались о черепки и камни. По обе стороны ступеней тянулись вниз облицованные мрамором барьеры. На мраморе были нанесены арабской вязью цифры и обозначения градусов. Чем глубже уходила лестница в землю, тем она становилась более пологой. Вяткин понял, что видит часть вертикального круга – секстант или квадрант для определения точной высоты светил. И действительно, на подземной части дуги сохранились отметки до восьмидесяти градусов, а в мусоре на земле нашлись еще мраморные плиты с отметками двадцать и девятнадцать градусов. Уже становились ясными размеры обсерватории: дуга квадранта была длиной шестьдесят три метра и радиус окружности – сорок метров. И стало очевидным, что часть дуги была когда-то подземной, а часть выходила на поверхность и опиралась о четырехугольную сорокаметровую башню, остатки фундамента которой были обнаружены.

Вот и все, что удалось найти Вяткину. Раскопки пришлось прекратить, и рабочие ушли, оставив изрытую площадку холма и узкую пропасть квадранта. Площадка никем не охранялась и, когда через пять лет сюда приехал астроном Сикора, он обнаружил, что обсерватория, то есть те части ее, что были открыты Вяткиным, находится в полном небрежении. Некоторые мраморные плиты пропали, а ветер понемногу принялся снова осыпать в траншею песок и камни.

Статья, написанная Сикорой о путешествии к обсерватории Улугбека, вызвала шум, неприятный для губернатора. Над траншеей квадранта соорудили «футляр» из кирпичей, который стоит там до сих пор.

Сикоре принадлежат слова о впечатлении, которое производит обсерватория на астронома нашего века. «От обсерватории Улугбека, – пишет он, – осталось очень мало – только несколько градусов пути его квадранта. Тем не менее каждый астроном, попавший на развалины обсерватории, будет поражен величием основной идеи инструмента этой обсерватории и ее создателя».

Вновь раскопки обсерватории начались уже в 1941 году, перед самой войной, но были прерваны 22 июня. Снова они возобновились в 1948 году. На этот раз археологи не были так стеснены в средствах. Кроме того, в их распоряжении помимо материалов Вяткина были и собранные по крохам сведения из исторических и астрономических трудов средневековья и даже заключение архитектора Засыпкина, заявившего, что горизонтальный круг, найденный Вяткиным, в действительности внешняя облицовка самого здания обсерватории, которое было круглым и грандиозным по своим размерам.

Последние раскопки наконец дали возможность полностью реконструировать обсерваторию Улугбека.

На холме, видном из любого места Самарканда, возвышалось круглое здание, одинокое и таинственное. Формально в нем было три этажа, но действительная высота его достигала сорока метров – высоты десятиэтажного дома, диаметр же превышал пятьдесят метров. На крыше его размещались небольшие приборы, а в центре стоял открытый Вяткиным квадрант. Траншея квадранта начиналась под землей, выходила наверх и, загибаясь все круче, поднималась лестницей до самой крыши, сливаясь с толстой капитальной стеной. По обе стороны от квадранта располагались различные помещения для наблюдения за звездами и солнцем, а также для теоретической работы.

Цоколь обсерватории был облицован мрамором, а портал и арки – их было по тридцать две на каждом этаже – цветными изразцами. По верху здания шла широкая керамическая лента с надписью.

Изнутри стены здания были покрыты картинами, схемами, изображавшими семь небесных сфер, девять небес, семь планет, звезды и земной шар с делением на климатические пояса. В здании находилась также богатая библиотека, ведь обсерватория была не только местом наблюдений, в ней трудились лучшие умы того времени – математики, философы и, разумеется, астрологи, ибо астрология во времена Улугбека была даже более правомочной наукой, чем астрономия и математика, вернее, последние были науками прикладными, обслуживающими всесильную астрологию. Две из пяти частей основной книги Улугбека посвящены астрологии, предсказанию судеб с помощью звезд.

Среди астрономов Улугбека были математики Джемшид, написавший известную в латинском переводе «Книгу с таблицами о величине неподвижных и блуждающих звезд», Муиннадин и сын его Мансур, астрономы и учителя астрономов, был и Али-Кушчи, спасший впоследствии архив обсерватории, и многие другие, и величайший из всех – Руми.

По трудам позднейших астрономов ясно, что все последующие обсерватории Индии и арабских стран строились с учетом тех приборов, что существовали в самаркандской обсерватории. Джайсингх среди приборов, которыми пользовался Улугбек, перечисляет армиллу – прибор, состоявший из нескольких кругов и служивший для определения положения звезд; трикветр и шанилу – соединение астролябии с квадрантом. Были, несомненно, и другие угломерные инструменты, солнечные и водяные астрономические часы и т. д. В любом случае для составления таблиц и написания иных астрономических трудов, вышедших из стен первого астрономического университета, требовалось уникальное по тем временам оборудование.

…Шейхи проиграли войну с ученым. Погибла обсерватория, был убит Улугбек, но Али-Кушчи спас звездные таблицы и рассказал миру о своем учителе. Улугбек продолжал жить в своих трудах, и слава его росла. Эта слава ученого, а не Тимурида привела на холм археолога Вяткина, который затратил несколько лет жизни, чтобы доказать, что Самарканд был в XV веке одним из основных центров науки. И она же привела в июне сорок первого, за пять дней до начала войны, нескольких ученых, врачей, криминалистов и историков в мавзолей Гур-Эмир, построенный Тимуром как место погребения для себя и своих потомков.