Николай Шпанов - Край земли

– Сорок футов.

Прозрачнее самого прозрачного стекла. Наблюдать это можно только на далеком севере, и то не везде. И только здесь можно видеть такую безжизненность водного пространства. Никаких организмов, не говоря уже о рыбах.

Наконец, сопя как паровоз, Андрей Васильевич слез к нам в шлюпку. Скоро над нашими головами проплыла высокая черная корма «Таймыра». Надраенная медь славянской вязи ярко горела на солнце. С кормы коренастый седой человек в синей робе и военной морской фуражке помахал рукой:

– Андрею Васильевичу!

Андреи Васильевич привстал и почтительно сдернул меховую шапку.

– Александру Андреевичу почтение!

И, обернувшись к нам:

– Придик, Александр Андреевич. Один из наших стариков. С боцманов царского флота дошел вот до какого корабля.

На палубе «Таймыра» грохотали лебедки. У высокого борта сгрудились карбасы под нагрузку. Из-под носа «Таймыра» вынырнул серенький моторный катерок и, немилосердно пеня воду, помчался к берегу, оставив нас далеко за собой.

Через десять минут и у нас под килем зашуршала галька. Берег здесь очень приглубый, и гребные суда могут подходить к нему совсем вплотную.

На берегу целая кутерьма. Время от времени к примитивной пристани-плотику подходят карбасы с «Таймыра».

Люди в новых брезентовых рабочих костюмах принимаются поднимать на высокий откос берега вываливаемые из карбасов грузы. Люди в брезенте работают неумело, с надрывом. Много суетятся, много шумят. Они выбиваются из сил над тяжелыми бочками и кулями. Это только вчера прибывшая на постоянную Полярную геофизическую обсерваторию (ППГО) смена, вместо старого персонала, просидевшего здесь свой год.

На новых, непривычных людей – геофизиков, магнитологов, радистов, механиков – первым полярным приветствием обрушивается разгрузка.

Для облегчения подъема грузов на высокий береговой откос, где стоят постройки обсерватории, по склону горы проложены узкоколейные рельсики. Теоретически предполагается, что поднимать по этим рельсикам вагонетки должна лошадь. И лошадь для этого каждый год привозится из Архангельска, но тащить вагонетки ей не под силу. Исполнив кое-как свою миссию по содействию разгрузке, эта лошадь гораздо больше преуспевает на втором своем поприще к концу зимы, когда для поддержания сил ездовых собак обсерватории нужно свежее мясо: лошадь служит им пищей. Вагонетку же приходится таскать людям самим. Впрягшись в лямки, они кряхтя тянут ее вверх. Изредка кто-нибудь из них отскочит в сторону, схватит полено и положит его под колесо вагонетки. Тогда все остальные с облегчением вздыхают и вытирают мокрые лбы.

Такова участь каждой новой смены персонала, прибывающей на обсерваторию: начинать с разгрузки того, чем ей предстоит жить год зимовки: На гору нужно поднять в общей сложности до 400 тонн разных грузов. Одного жидкого топлива для радиостанции 45 тонн, да дров для обогревания и кухни 300 кубических метров, да продовольствие, да снаряжение, приборы, разные материалы. Единственный груз, который не нужно поднимать, – он всходит сам, – это две свиньи и корова.

Старой смене, перезимовавшей свой год на обсерватории, уже не приходится иметь дело с погрузкой – она отработала свое в прошлом году, но и у нее дела по горло. Приходится доделывать всякие запущенные хвосты, чтобы сдать все дела новой смене в полном «ажуре». На ряду с этим приходится вести и все повседневные работы, пока они еще не переложены на новых зимовщиков: радисты несут радиовахты, магнитолог просиживает часы в своих павильонах, геофизики по несколько раз в день ведут метеорологические, гидрологические и гидрометрические наблюдения, повар особенно усиленно стучит на кухне ножами -приходится готовить на двойное число ртов, причем у новой смены от непривычной физической работы аппетит разгорается вдвое.

Столовая в часы обеда служит местом сбора обеих смен. Она помещается в жилом доме обсерватории, там же, где находятся и комнаты всего персонала. Нельзя сказать, чтобы этот дом отличался новизной и большой благоустроенностью. Не говоря уже о том, что он вовсе не приспособлен по своему устройству для полярной зимовки, судя по рассказам, он и не ремонтировался невесть сколько времени.

Прямо с высокого крыльца я попал в длинный прокопченный коридор с выходящим в него бесконечным рядом дверей – это жилые комнаты. Из-за отсутствия естественного света коридор, освещаемый двумя тусклыми лампочками, кажется еще более мрачным и неуютным. В конце коридора выходят в него двери кухни и столовой. При осмотре столовой трудно даже поверить, чтобы в наши дни организация, посылающая зимовщиков на полярную обсерваторию, могла проявить так мало заботы об этих людях, забрасываемых на целый год в суровую полярную ночь, в совершенно непривычные для них, гнетущие условия и одиночество. Каждый стул в столовой, каждый клочок стен кричат об усилиях, какие прилагали сами зимовщики, чтобы в этой грязной, облезлой казарме создать подобие уюта. Колченогий продранный диван заботливо сколочен и, повидимому, не раз, неумелыми руками. Ни на одно из кресел нельзя сесть без риска оказаться на полу. Единственный предмет развлечения – пианино – облуплено и из черного стало серым. Потертость стен не бросается сразу в глаза только благодаря закрывающим их почти во всю ширину огромным полотнищам «Сполохов» – стенной газеты зимовщиков.

«Сполохи» – лучшие свидетели той жизни, что текла здесь в течение всей зимовки. Стенная газета заведена уезжающей теперь сменой. Вероятно, это заслуга сменяющегося начальника обсерватории Вильгельма Яновича Шведе, проводящего на полярных станциях уже пятую зимовку и вторую на самом Матшаре.

С необычайной тщательностью и любовью собраны номера «Сполохов». Они приурочены к наиболее выдающимся советским праздникам: Октябрьской Революции, Первому Мая. Просматривая «Сполохи», совершенно ясно представляешь себе картину всей зимовки со всеми ее радостями и невзгодами. Особенно интересен последний номер «Сполохов», посвященный новоприбывающей смене и представляющий собой копилку опыта, приобретенного зимовщиками за год сидения на станции. Этим опытом они делятся с новичками. А есть чем поделиться и что порассказать. Здесь, в этом номере, мы находим «руководящие» статьи почти всех основных работников обсерватории. Здесь итоги и советы; здесь весь опыт и выводы.

Начальник обсерватории Шведе в длинной статье сетует на целый ряд недочетов в снабжении и устройстве обсерватории. Оказывается, строения обсерватории, и в первую голову жилой дом, производят совершенно правильное впечатление на свежего человека. Дом старый, построен неважно, ремонта очень давно не было. Печи и с самого начала были устроены плохо, а теперь и вовсе перестали греть. Кроме того, они примыкают непосредственно к легким деревянным переборкам, и их нельзя накаливать как следует из-за возможности пожара. В страхе перед этим бедствием жили всю зиму. Действительно, не трудно понять, какое ужасное несчастие для зимовщиков должен представлять пожар жилого дома, единственного сколько-нибудь пригодного для жилья. Пригодного – если не считать того, что стены его зашиты недостаточно плотно и тщательно. В большие штормы, особенно зимой, когда скорость ветра доходит в порывах до семидесяти метров в секунду (!), снежная пыль просто «прожимается» ветром сквозь стены и проникает непосредственно в комнаты. Углы в большинстве комнат, промерзают насквозь – в них нависают со стен целые глыбы льда. Температура в помещениях падает до минус двух, минус трех градусов. У бедняги микробиолога, живущего в угловой комнате, не слишком плохой считалась температура в минус шесть градусов. При этом специальных рабочих помещений в доме вовсе нет, и у того же биолога лаборатория помещается прямо в его комнате. Тут же в комнате нужно и стирать свое белье.