Василий Песков - Норвежские камушки

Провожатый наш знал, на каком острове лучше всего вырастают травы на сено, где держат пчел, из какого местечка вышло больше всего капитанов, где издревле делают лодки, где шьют паруса, где лучше ловится рыба. Указав на один из поселков, он сказал: «Отсюда во время блокады на обычной весельной лодке тайно ходили в Англию за зерном».

— Плавать по морю необходимо, — улыбнулся хранитель морской истории, когда мы прощались с ним на причале в Кристиансанне. На мой вопрос, в какую часть Морского музея надо пойти в первую очередь, старик сказал: «Идите сначала к «драконам»».

…Не знаю, есть ли изделия рук человеческих более совершенные, чем эти знаменитые лодки. Даже не на воде, а под музейной крышей, на металлическом основании, они выглядят сказочными птицами, и просто не верится, что все это было сработано топором, пролежало в земле тысячу лет и что на этой дубовой лодке длинным путем «из варяг в греки» плавали, возможно, и по Днепру. И именно на такой лодке, под парусом и на веслах, удачливый норманн Лейф Эйриксон достиг с друзьями Винланда (Виноградной земли), названной позже Америкой.

В музее есть экспонаты, по которым можно проследить развитие мореходных средств — от долбленок и лодок из шкур лося до легендарного деревянного «Фрама». Лодки-«драконы» в этой истории — особая веха. Именно эти суда прославили норманнов, сделали доступными им дальние страны и утвердили как моряков-воинов.

Дело в том, что лодка типа «дракон» отличалась от всего, что делалось человеком для плавания раньше. У «дракона» был киль — днище лодки плавно переходило в высокий гребень, сообщая судну устойчивость, быстроходность, возможность ловко им управлять. Изобретение норманнов сразу дало им невиданные преимущества, понять которые можно сегодня, сравнив, например, самолет винтовой с реактивным. Лодка норманнов с тридцатью гребцами и бывалым умелым кормчим не знала пределов странствий, была надежна во всех делах: торговых, военных, первопроходских.

Появление «драконов» относится к XIII веку. И сразу на многие годы норвежцы сделались властелинами водных дорог. «Тридцать витязей прекрасных» были отважными, дерзкими и выносливыми воинами. Появление лодки с норманнами заставляло трепетать жителей прибрежных поселков и городков. В хрониках сохранилась молитва, утвержденная римским престолом: «1Ъсподи, сохрани нас от ярости норманнов!» Ярость, с какой нападали и дрались команды «драконов», всех устрашала. Сами воители говорили: «Даже собака не должна залаять нам вслед». Выносливые, дерзкие, способные на своих лодках догнать любого и уйти без помехи, если силы были неравными, они к тому же и не страшились смерти. Старость не почиталась, а смерть в постели считалась постыдной. Странствия с окончанием жизни в бою были идеалом людей, вошедших в историю под названием викингов (славяне их называли «витязями» и «варягами»).

Наши предки умели, как видно, ладить с варягами. Справедливости ради надо сказать, варяги-воины одновременно были и оборотистыми торговцами, умевшими, где надо, не I грабить, а меняться товаром. Слово «витязь» в нашем языке имеет ясный оттенок доблести, а «варяг» понимается как чужеземец, но терпимый и, если верить легенде, как будто даже желанный. В истории отношений Руси и норманнов есть любопытный факт «породнения»: король Харальд III (до того как сесть на престол, ходил в странствия викингом), побывав на Руси, женился на дочери киевского князя Ярослава Мудрого…

Уже вернувшись из Осло, я пошел в Третьяковку с единственной целью — постоять у картины «Заморские гости», писаной Рерихом. Я и раньше любил этот холст, пронизанный синью. Море. Небо. Остров. И большая нарядная лодка, под парусом, со щитами по борту, приближается к берегу. Теперь я глядел с особенным интересом на «заморских гостей».

Несомненно, это варяги-викинги (викинг — «человек из залива», вик — по-норвежски «залив») и так на воде выглядели легендарные лодки-«драконы».

Форма и очертания этих лодок, надо думать, были известны всегда. Но сто с небольшим лет назад при раскопке кургана норвежцы обнаружили лодку, пролежавшую в земле тысячу лет. Потом еще одну откопали. А семьдесят лет назад обнаружен «дракон», сохранившийся полностью. Крепость дуба и удачное «одеяло» — торфяник — сберегли для нас мореходный снаряд тысячелетней давности.

Вождей язычники-викинги погребали в своих кораблях, положив туда все, что усопшему будет нужно в новой жизни. (В сохранившемся корабле обнаружили сани, телегу, лыжи, домашнюю утварь, зерно. Все это видишь в музее.)

Могла ли беспалубная весельно-парусная, пусть и большая, лодка норвежцев одолеть Атлантический океан и добраться в Америку? На этот счет было много сомнений. В 1891 году норвежцы их рассеяли. К открытию в Чикаго всемирной выставки они построили точную копию лодки, найденной при раскопках. Смелые люди под парусом и на веслах решили повторить одиссею Лейфа Эйриксона. И она полностью удалась — ладья дошла до Чикаго! Наглядно и убедительно доказаны были не только превосходные качества древних лодок, но и не растерянное с годами умение викингов-мореходов.

Само слово «викинг» стало символом смелого странствия. И не случайно ведь легендарный корабль российского флота назывался «Варягом», а в наши дни словом «викинг» (на английский лад «вайкинг») был назван космический аппарат — путешественник к Марсу. Для самих норвежцев в этом слове призыв: плавать по морю необходимо! Совершенно необходимо, потому что море подходит тут прямо к порогу дома.

Самолет из Осло улетал ровно в двенадцать, и мой коллега Виктор Варенов решил, что утром мы успеем побывать на рыбалке. До сих пор помню эту тихую золотистую воду, космы осоки в рост человека, диких уток, подплывавших чуть ли не к самым ногам. И все это было почти в черте Осло.

По пути к самолету мы успели еще заехать в магазин рыболовных снастей. Разглядывая там лакированные чудеса на все вкусы, мы, между прочим, спросили: а нет ли русской мормышки?

— Мормышки, к сожалению, нет, — сказал продавец, — но к сезону обязательно будет.

Вряд ли есть рыболов искуснее, чем норвежец. Рыба тут — все равно что хлеб для равнинного человека. Полтонны рыбы на душу населения — таков ежегодный улов.

Во время нерестового хода селедки море сплошь покрывают мелкие суденышки рыбаков. Шутят: в такое время можно посуху, прыгая с борта на борт, выйти на берег.

Треску норвежцы ловят сетью и на крючок. Причем нередко ловля крючком бывает добычливей. (До восьми центнеров на ловца в день.)

Примерно для ста тысяч норвежцев рыбная ловля — это профессия. Для остальных же, включая и многих женщин, — это рыбалка, охота за рыбой удовольствия ради. И нигде в другом месте я не видел большего увлечения рыбалкой. Ни у какого другого народа пословицы, поговорки, разного рода правила поведения у воды и, конечно, юмор не связаны так с рыбной ловлей, как у норвежцев. Мы говорим: здоров, как бык. Норвежец скажет: здоров, как рыба. «Господи, помоги мне поймать такую рыбу, чтобы не надо было обманывать людей насчет ее величины» — это шутливая заповедь рыболова. А вот извлечение из «древнего папируса», милое сердцу, конечно, не только норвежца, но именно тут я впервые его услышал: «Время, проведенное на рыбалке, не засчитывается богом в срок жизни. Это время даруется ему сверх срока».