Николай Максимов - Поиски счастья

Конечно, Дина мечтала о возвращении в столицу, когда ее отец сумеет добиться для Ивана сокращения срока наказания. Иногда ей становилось жалко себя, и тогда она внимательно всматривалась в зеркало, не находя, впрочем, ничего в своем облике, что могло бы огорчить ее. Жизнь, заполненная трудом, способствовала расцвету ее физических и духовных сил. И она не жаловалась на эту жизнь.

На Дине лежало все хозяйство по дому. Она много читала. Было у нее три ученика-чукчи. Часто встречалась она и беседовала с женщинами. В тихие зимние дни ходили с мужем на лыжах, а с осени катались по озеру на самодельных коньках.

Дина знала о принадлежности мужа к партии. Но имен товарищей, с которыми он поддерживал конспиративную переписку, Иван ей не называл. «Это не моя тайна, Дина, — говорил он, — а чужие тайны я не имею права выдавать».

Однажды он спросил ее, успела ли она прочесть работу Ленина «Что делать?» Да, она прочла, хотя это было и нелегко: экземпляр, напечатанный где-то в Германии, был очень ветхим, прошел, как видно, через многие руки.

— Скоро получу и «Две тактики социал-демократии», — сказал Иван. — Товарищи обещали прислать…

Дина вспомнила сейчас этот недавний разговор. Быть может, даже Ленин знает Ваню?

Сидя с раскрытой книгой у огня, Дина ожидала прихода Элетегина. Приближалось время очередного урока.

Как и обычно, Элетегин вошел без стука.

— Этти! — он поклонился, показав выстриженную макушку на черноволосой голове.

Молодая женщина поднялась с кресла.

— Ты заниматься? Молодец. Пришел даже раньше.

Нет, на урок он придет вовремя. Сейчас ему нужен «Ван-Лукьян».

— Он скоро вернется.

Элетегин остался ждать. Взял протянутую ему хозяйкой книжку и стал перелистывать, читая подписи под иллюстрациями.

Иван Лукьянович возвратился скоро, как и обещал.

— Элетегин? Здравствуй!

Они пожали друг другу руки. Рядом с огромным чукчей Кочнев выглядел мальчиком.

— Ты что? — опросил его ссыльный.

Тот замялся, глядя то на задранную бороду спящего в кресле Устюгова, то на задумчивое лицо женщины.

— Пойдем туда, — он показал на выходную дверь.

Когда они вышли, Элетегин передал Ивану Лукьяновичу объемистый пакет, который принес за пазухой.

Кочнев спрятал пакет к себе за пазуху и огляделся по сторонам.

— Кто привез?

Элетегин назвал имя чукчи, которого знал и Кочнев. Пакет «этапом» прибыл из Славянска.

Иван Лукьянович возвратился в комнату.

Почти до утра Кочнев не ложился спать, жадно читая полученную книгу. Это была размноженная на гектографе работа Ленина «Шаг вперед, два шага назад». Не имея права портить книгу пометками — он должен был вернуть ее, — Иван Лукьянович делал многочисленные выписки.

Полученный им сегодня пакет не адресовался никому. В нем не было и письма. Иван Лукьянович знал, что это необходимые меры предосторожности. Но он хорошо знал адрес и имя отправителя, как и отправитель знал, кому он посылает пакет.

Книга пришла из Славянска, где Кочневу через Владивосток удалось установить связь с ссыльными — профессиональными революционерами. Теперь Иван Лукьянович был не одинок. О нем знали и им руководили.

Василий проснулся лишь на следующее утро, когда начало светать.

— Доброе утро, Василий Игнатьевич! — приветствовала его Дина, уже хлопотавшая по хозяйству. — Как спали?

За долгие дни Василий впервые улыбнулся. Он чувствовал себя снова сильным и здоровым.

— Сколько он проспал, Дина? — спросил Иван Лукьянович, стоявший у умывальника с намыленным лицом.

— Вы подвели меня, — шутливо пожурила молодая женщина гостя: — Я проспорила. Ну что вам стоило поспать еще часов шесть! Были бы полные сутки, и я бы выиграла пари…

— Умывайтесь. Вот мыло, — предложил Кочнев.

Обстоятельный разговор начался за завтраком.

— Ну, рассказывайте.

Простота и задушевность хозяев расположили к себе аляскинца. Как давно не был он среди своих!

— Рассказывать-то нечего, — снова помрачнел Устюгов. — Думал, тут правда есть, а гляжу — и здесь неладно.

— А вы не боитесь при мне осуждать власти?

— Нешто неправду говорю, что ли?

— В том-то и дело, Василий Игнатьевич, что за правду в России карают. Вот и меня сослали сюда как политического.

— Это как — политический?

— Против царя пошел.

— Царя? — Василий внимательно оглядел его.

Потом глаза его скользнули по книгам, лежащим на столе. Только имена Пушкина и Толстого были ему знакомы. Все другие книги совсем не такие, как у отца Савватия.

Кочнев молчал, ожидая, что Устюгов сам разговорится.

— Про такое не слыхал, — уклончиво сказал Василий.

— Ну, ну. Так что вам сказал уездный начальник?

— А кто, говорит, вас посылал туда? На Аляску, значит. Как пришли, так и уходите. Это не наша территория. Ступай, говорит, с богом!

— Так, так, — задумчиво проговорил Кочнев.

— Встречал я тут одного человека, — сказал Василий. — Богораз назвался. Так он сказывал про Амур-реку.

— Что? Вы знаете Владимира Германовича?

— Встречал.

— Я тоже знаю. Недавно он прислал мне письмо из Петербурга.

— А вот как добраться до того Амура, не сказал, — продолжал Устюгов.

— Вы допустили ошибку, — заметил Иван Лукьянович. — Вам не следовало говорить капитану парохода, что вы с Аляски.

Устюгову не понравилось, что и этот человек, который произвел на него такое хорошее впечатление, толкает его на обман. Кочнев заметил тень досады в его взгляде.

— Нет, нет, обманывать не надо, Просто умолчите.

Василий вздохнул. Ему казалось, что переплыви он пролив, отвяжись от этих противных янок — и попадет он сразу в справедливый мир…

Кочнев уже понял, что перед ним взрослый ребенок, которому стало невмоготу на Аляске, и теперь в поисках счастья он пришел в Россию. Однако о жизни в России этот взрослый ребенок не имел, по-видимому, ни малейшего представления.

Иван Лукьянович рассказал аляскинцу о том, как и чем живет Россия последние годы.

— Неужто царь велел стрелять в народ? — усомнился Устюгов.

— Больше тысячи безоружных рабочих было убито в это «кровавое воскресенье» и свыше двух тысяч ранено.

Впервые Василий услыхал о существовании РСДРП, о Ленине, о том, что недалек час всероссийского восстания, которое положит конец самодержавию.

«Так вон он какой царь… — думал Устюгов. — А дед еще говорит: «Ты мне царя не трожь, слышишь?!»

Через окно было видно, как солнце раззолотило бухту. Вид моря и разговор о вчерашней встрече с Клейстом заставили Василия перенестись мыслями в Михайловский редут. «Не забывайте про нас, горемычных», — вспомнился ему наказ поселенцев. И на сердце стало совсем тяжело.

— О чем вы задумались?

— Про Русскую Америку думаю, — рассеянно теребя бороду, отозвался Устюгов. — Ну, ладно, я доберусь До Амура, а как же они?