Януш Вольневич - Чёрный архипелаг

После несколько затянувшегося посещения Центра культуры (дамы позволили мне ознакомиться с двумя или тремя книгами) я оказался на улице. Прямо перед зданием Центра был помещен великолепный старинный якорь, который, как гласила надпись, принадлежал одному из судов Жана Франсуа Лаперуза.

Чтобы отправиться на Таити и забронировать место в самолете для дальнейшего путешествия, мне необходимо было привести в порядок свои дела. Поэтому я отправился продлить визу. Заодно мне хотелось поближе познакомиться с тем, как функционируют учреждения кондоминиума.

Судьба привела меня в отделение французской полиции. Меня встретили сонные, скучающие физиономии. Та же картина повторилась и на почте, и в агентстве авиационных линий. Что ж, тропики не способствуют чиновничьей активности!

В одном из учреждений я обнаружил «толпу»… из трех человек. Дожидаясь своей очереди, я лениво поглядывал по сторонам. Мой взгляд наткнулся на два портрета, висящих на почетном месте на стене: королевы Елизаветы II и президента В. Жискар д’Эстэна.

— Вас поразила эта необыкновенная пара, не так ли мсье? — сказал худощавый смуглый мужчина со смеющимися глазами, стоявший в очереди позади меня.

— Два правителя в одном государстве…

— Это вы хорошо сказали, — не переставая смеяться, говорил незнакомец.

Жак Гартье, как он тотчас же представился, вообще оказался человеком веселым. Он тут же сообразил, что имеет дело с желторотым новогебридцем, и крепко захватил меня в свои объятия, вырваться из которых оказалось не так-то просто.

— Так вы поляк, — он расчувствовался. — О, мадам Валевски…

Я не совсем понял, почему я ассоциировался у него с пани Валевской. Гартье затащил меня в бар неподалеку от «Отеля Росси» и угостил анисовой водкой.

— Мсье, коренные жители, да вы не поверите, ха! ха! — закатывался он, — королеву и президента считают супругами, ха! ха! Они диву даются, почему эта женщина так часто меняет мужей. Сначала был генерал Шарль де Голль, потом Помпиду, а теперь В. Жискар д’Эстэн, так что и конца этому не видно. Хорошенький пример для здешних людей!

Жак оказался компанейским малым. Он рассказал мне бесчисленное множество забавных историй, которые могли произойти лишь в кондоминиуме-пандемониуме. Так, я узнал о том, что здесь наращивали на судах мачты, чтобы французский флаг реял выше британского, о закулисных махинациях в миссионерских школах и миссиях. Один случай показался мне просто анекдотическим. Оба комиссар-резидента соблюдали, разумеется, разные правила уличного движения. Говорят, однажды британский «паккард», придерживающийся правостороннего движения, уперся во французский «ситроен», который двигался по правилам левостороннего движения. Престиж не позволил ни одному из сановников уступить дорогу другому. Два часа простояли нос к носу автомобили. Затем комиссары-резиденты вышли из машин якобы для неофициальной беседы. Тем временем менее амбициозные, но более практичные шоферы уладили дело.

Жак Гартье задавал темп нашим беседам, к которому я никак не мог привыкнуть.

— Как, вы еще не видели лагуну Эракор?! А наш суперотель «Ле Лагон»? Плохо! Это надо немедленно исправить! Едем и все, — командовал француз (во время второй мировой войны он служил под командованием де Голля и дослужился до чина капитана).

Пока мы дошли до места, где Гартье оставил свою машину, я несколько раз застывал у витрин магазинов. Я увидел чудесные маски и два совсем недурных невинбура. Когда я узнал, сколько они стоили, дрожь пробежала по моей спине, несмотря на зной. Цены были невероятно высокие.

— Да, — кивал головой Жак, — действительно, у нас все дорого. Мы платим за одни и те же товары примерно наполовину больше, чем англичане на Соломоновых островах и французы на Таити. Фиджи — сказочно дешевая страна, если сравнить тамошний прожиточный минимум со здешним.

Магазины в Виле ломились от товаров. Здесь можно было приобрести хорошие французские вина, косметику и даже клетчатые шотландские юбки из толстой шерсти, но за все приходилось платить втридорога.

Мы проехали километра три на «мини-моке», модном в Виле автомобильчике без кузова (нельзя же считать кузовом жестяную ванну без дверцы). Жак думал ослепить меня своим пансионатом, но я не смог доставить ему этого удовольствия. Это был стилизованный в местном духе первоклассный отель на уровне мировых стандартов, какие часто встречаются во многих районах тропиков. Но я не хотел бы жить в таком отеле, не говоря уж о ценах. В распоряжении постояльцев «Ле Лагон», конечно, были и лодки с балансиром для прогулок по лагуне, и бассейн с обслуживающим персоналом. Тут прямо в воду подавали ледяные коктейли.

Жак даже немного рассердился на меня, что я так сдержанно хвалю этот караван-сарай для туристов. Зато большую часть времени я провел в магазине сувениров при отеле. Там продавались оригинальные произведения местного искусства.

— Раз уж вы этим интересуетесь, то я отвезу вас тут неподалеку. Может, что-нибудь вам да понравится, — заявил француз.

К владениям мсье Мишутушкина вела дорога метров в семьсот длиной. Мне там очень понравилось. Это была усадьба истинного художника. Табличка на воротах отражала его полный титул, который звучал так: «коллекционер искусства Океании, консультант по искусству Полинезии и Меланезии». Господина Мишутушкина, к сожалению, мы не застали: кажется, он проектировал на Таити интерьер нового отеля. Нас принял его друг, меланезиец, тоже художник. Молодой человек показал нам жилой дом и музей обоих художников, где в большом беспорядке валялись прекрасные маски, культовые скульптуры, гонги, барабаны, причем не только с Новых Гебрид, но и Новой Гвинеи, Соломоновых островов и других регионов Океании. Жак был вполне доволен: я восторженно кидался к пыльным сокровищам, врем» от времени восхищенно вздыхая при виде инкрустированной ракушками выразительной маски или культовой принадлежности, отделанной перламутром.

На полпути между искусством Тонга и Самоа совершенно неожиданно для меня молодой художник спокойно сказал, что вообще-то «у них весьма тесные контакты с Польшей».

Услышав такое заявление, я едва не выронил из рук большую глиняную маску. Оказывается, неутомимый коллекционер и знаток искусства, директор Музея Азии и Океании в Варшаве Анджей Вавжиняк (меланезиец никак не мог правильно выговорить его фамилию) вошел в контакт с Мишутушкиным, известным специалистом в этой области, и настолько очаровал последнего, что тот согласился пожертвовать польскому музею несколько интересных экспонатов из своего собрания. Как раз в тот момент шло комплектование посылки. Молодой художник принес мне даже конверт с польскими марками. Великолепное свидетельство, особенно если принять во внимание расстояние от Панго Род, на которой находится мастерская Мишутушкина, до Варшавы [22] Анджей Вавжиняк завязал контакт также и с Бохеньскими, как только «открыл» их в Виле. Замечательные дары Мацея варшавскому Музею Азии и Океании забрал Мончка, капитан яхты «Мария». Он зашел в Вилу через несколько месяцев после моего отъезда. — Примеч. авт. .