Ева Воляк - Архипелаг мореплавателей

— Иа алу! (Отойдите!)

Наверное, я выгляжу при этом, как разгневанная фурия, потому что дети тотчас отскакивают от меня, и по их лицам я вижу, что еще немного и они заревут. Стараясь сохранить собственное достоинство, я тащу мешок по ухабистой дороге. То и дело спотыкаюсь, а ноги мои позорно заплетаются. Но это ничего! Только бы подальше от вождей. На мое счастье меня догоняют несколько подростков, которым я отдаю свою ношу без всякого сопротивления.

После такого эффектного появления в деревне я с облегчением скрываюсь в доме санитарки. Трехэтажный, прямоугольный, со стенами, он отличается от остальных хижин деревни. Здесь были не только кровати, стол и стулья, но даже туалет во дворе.

Семья санитарки встретила меня дружески. В этот Же день с другого конца Савайи приехала Маргарет Нив, педиатр из Новой Зеландии. Она уже ждет меня за столом, накрытом к завтраку. К такому, к какому, по мнению самоанцев, привыкли папаланги. На столе — миска овсяной каши с сахаром, кусок свинины, консервированная говядина, жареная курица, рыба, таро, сгущенное молоко, плоды хлебного дерева и дрожжевое тесто. Столько всякого добра! Мы поспешно глотаем по кусочку теста, пьем напиток из терпких мандаринов и оправдываемся перед хозяевами, которым отсутствие у нас аппетита доставляет столько огорчения.

Мы должны осмотреть «в две руки» всех окрестных детей. Маргарет в фале для гостей, временно переоборудованном во врачебный кабинет, займется грудными детьми, я буду осматривать старших в одном из классов школы. Молодая учительница выполняет роль переводчицы и организатора.

В деревнях, отдаленных на несколько десятков километров от больницы, куда врач заглядывает раз в несколько лет и где профилактика неизвестна, при массовых осмотрах выявляется большой процент больных детей.

В начальный период работы меня, пожалуй, больше всего удивляло необычайно большое количество детей, страдающих от одно- или двухсторонней глухоты. Их барабанные перепонки выглядели так, словно ребята покинули поле боя. Из истории болезни я узнавала о больных в течение нескольких лет ушах, выделениях из них, горячке и… типичных терапевтических операциях, которые заключались в том, что при появлении болей или гнойных выделений в ухо пациента вливали горячее кокосовое масло. Через несколько дней боль становилась невыносимой, и лимфатические узлы около уха набухали до размеров кулака. Тогда ребенка посылали к врачу, если таковой был поблизости. Тот в зависимости от потребности назначал лечение антибиотиками. Если боль утихала, врачебное наблюдение и лечение прекращалось. Если спустя некоторое время снова появлялись выделения, ухо затыкали ватным тампоном и ждали, пока оно не пройдет само.

Вина родителей? Только частичная. Наверное, за детьми не досмотрели, и болезнь не захватили вовремя, когда лечить ее легче и… дешевле, так как все дело в стоимости лечения. Правда, врачебные консультации на Самоа бесплатны, что следует считать громадным достижением, но лекарства дороги. В бедных семьях, где доход работающего не превышает нескольких долларов в месяц, отдать всю зарплату на лекарство для ребенка не представляется возможным.

Кроме некомпетентного и непоследовательного лечения, большой вред больным приносят деревенские «мудрые бабки», или попросту знахарки. Используемые ими «микстуры» из трав для лечения ушибов и ран способствуют лишь необычайно высокому проценту заболеваний столбняком среди местного населения. Я неоднократно убеждалась в том, что на Самоа нельзя оставлять без контроля даже профессионально выполненную перевязку, так как под белым бинтом можно найти все, начиная с листьев, перепачканных землей, и кончая клоками собачьей шерсти. Поэтому результатом каждого выезда врача «на периферию» является длинный список детей, которых под руководством окружной санитарки будут лечить по месту жительства готовыми лекарствами, привезенными из Апиа, и список лекарств, которые необходимо привезти ближайшим катером или автобусом. Выявляют также больных, которых необходимо направить в больницу.

Так было и на этот раз. Маленькие пациенты сменяют один другого. Время летит бешеным темпом. Ужасно жарко и душно. Платье прилипло к спине, и я с завистью думаю о Маргарет, которая работает в фале, открытом холодному бризу. Стены определенно не годятся для такого климата. К трем часам от усталости и жары у меня в глазах начинают кружиться красные птицы, и слова с трудом вылетают из пересохшей гортани. Я прерываю работу и сажусь на пороге школы. Учительница посылает какого-то мальчугана за кокосовыми орехами. Худенький десятилетний мальчик аккуратно затыкает за пояс лавалава, чтобы она не болталась между ногами, берет в зубы огромный нож и с обезьяньим проворством взбирается по стволу пальмы. Он крепко обвивает его щуплыми бедрами, потом обхватывает руками, подтягивает ноги и в мгновение ока оказывается под развесистой кроной. Затем освобождает одну руку, берет ею нож, крепко прижимается к стволу и рубит плодоножку. Банг! — глухо ударяет в землю первый орех. Он рубит вторую. Банг, банг — сыпятся на траву тяжелые шары!

— Лава! (Достаточно!) — кричит учительница, и мальчик молниеносно сползает на землю.

Он смотрит на меня радостным взглядом. Редко можно увидеть испуганное лицо папаланги! Он собирает раскатившиеся по земле орехи и с помощью острого колышка, вбитого в землю, моментально очищает их от наружной оболочки. В руках остаются прохладные влажные шары, пушистые и тяжелые. Теперь достаточно ударить тупой стороной ножа по верхушке, отмеченной тремя темными пятнами, чтобы отскочило плоское дно, обнажив перламутровую внутренность, полную прохладной жидкости.

Я подношу ко рту шероховатую чашу и жадно пью. Нет ничего вкуснее сладковато-терпкого кокосового молока в жаркий самоанский полдень. Когда я отнимаю ото рта пустую скорлупу, мир кажется мне более прекрасным, а цвет травы, цветов и моря уже не дразнит своей яркостью. Я беру другой кокос, слегка трясу его и чувствую, как внутри колышется жидкость. Смотрю на его лохматую скорлупу. Она твердая и в то же время нежная, цвета миндаля. Такого же цвета кожа полинезийцев. Три темных углубления в верхней части ореха напоминают глаза и губы человека.

— Это голова короля Туифити с островов Фиджи, — говорит учительница.

Я слышала эту древнюю легенду. В ней говорится о тех временах, когда граница между миром реальным и сказочным была словно узенький ручеек, который можно перейти с помощью магического заклинания. В легенде говорится о любви королевича, превращенного волшебником в угря, к прекрасной Сине с Самоа, о его страданиях и смерти; о том, как, умирая, он сказал любимой: «Отрежь мою голову и закопай ее у порога своего дома. Из нее вырастет дерево. Его листья принесут тебе прохладу в жаркие дни, его плоды утолят твою жажду. Срывай и пей их, прекрасная Сина, и всякий раз, как ты это будешь делать, будешь целовать меня». Сина выполнила просьбу, и из головы принца выросло дерево с высоким и тонким стволом и листьями, шевелящимися на ветру, как человеческие руки. Так появилась на Самоа первая кокосовая пальма.