Люциан Воляновский - Почта в Никога-Никогда

Я сознательно применил здесь выражение, которое требует пояснения. Чтобы понять заслуги перед Австралией всех этих поляков, голландцев, чехов, немцев, итальянцев, словаков или югославов, надо представить себе вчерашнюю Австралию.

Один варшавский инженер в 1938 году оказался в Мельбурне, имея в кармане договор о работе на одном из промышленных предприятий города. Он так рассказывал о первых впечатлениях от этого большого города: «Прямо с корабля я пошел в отель. Там я заперся в номере и проплакал два дня. Вы знаете, это была дикая страна, я не мог простить себе, что приехал сюда…»

В Австралии еще существуют такие уголки прошлого, где можно наблюдать сцены, которым позавидовал бы не один режиссер американских вестернов. Я, например, видел Теннант-Крик, город золотых приисков, где, как говорят, никто никогда не умер своей смертью… Эта слава — как мне кажется — очень преувеличена. Я увидел город старателей, жители которого боролись с суровой природой и страдали от одиночества, так как мужчин там значительное большинство. Однако драк, по слухам, некогда кровавых и частых, я не наблюдал.

Правда, жизнь здесь нелегкая и непривлекательная. В Дарвине мне рассказывали, что когда местная газета организовала какой-то конкурс, то первой наградой была недельная поездка в Теннант-Крик, а второй — трехнедельное пребывание в том же городе…

Известный австралийский журналист Дуглас Локвуд в своих воспоминаниях рассказывает о Теннант-Крик. В качестве корреспондента одной из мельбурнских газет он был послан в Дарвин, что означало ссылку из великой метрополии в крошечный поселок с ужасным климатом. Перед тем как вступить в должность, Локвуд женился, а коллеги ему сочувствовали: «Ехать в Дарвин, да еще вступить в брак, ах, как иногда бывает жестока судьба».

Так вот он описывает свой первый визит в Теннант-Крик, который также должен был находиться в радиусе его действий. Как предприимчивый репортер, Локвуд решил представиться местному сержанту полиции. Но дежурный по участку полицейский сообщил, что его шеф находится в госпитале.

— Дали ему под дыхало, — объяснил полицейский.

— Кто ему дал?

— Парни, которые стянули виски.

— Какие парни? Что за виски?

— Ну, случилось это вчера вечером, — начал рассказывать полицейский. — Сержант накрыл двух парней, которые свистнули ящик виски. Их отпустили на поруки, по около полуночи оба они вернулись за виски. «Виски вы не получите, — говорит сержант, — потому что это вещественное доказательство для следствия против вас». Тогда они ответили: «Слушай, старик, нам нужно виски, и притом сейчас же, соображаешь?» А он не сообразил. Тогда они повалили его на землю и давай обрабатывать. Но и сержант был не промах, у него в кармане оказалась пушка. Похоже, что пинки под ребра не доставляли ему особого удовольствия, потому что он говорит парням: «Послушайте-ка, ребята, будьте добры, перестаньте пинать меня, а? Мне это совсем не нравится». Но они не воспользовались добрым советом. «Повторяю, я решительно настаиваю на том, чтобы вы прекратили, не то мне придется вас пристрелить». Что-то в этом духе. Насколько я его знаю, наверное добавил и несколько сильных выражений, но они не обратили внимания. Что же делает сержант? Вытаскивает свою пушку и пиф-паф, раз-два! Один из этих господ по фамилии Смит получил пулю в плечо и смылся. Второй парень, Галлон, получил пулю как раз над переносьем, и можно сказать, что состояние его здоровья внезапно резко ухудшилось. Похоже было, что за две секунды жизнь покинула его. Он стал настоящим трупом…

Далее Локвуд сообщает о том, что ему еще рассказал полицейский о решительном сержанте:

— Как только начался этот фейерверк, на улицу высыпал народ. Один тип приехал на грузовике и отвез полицейского в госпиталь, где и говорит дежурной сестре: «Помогите сержанту, он страшно избит, но сначала надо сделать ему какой-нибудь успокаивающий укол: он только что в первый раз убил человека».

Когда это все произошло? Сто лет назад? Нет, в 1941 году…

Читающий эти строки, пожалуй, упрекнет меня в том, что я выбрал нетипичный случай, происшедший в захолустном шахтерском поселке. Разве это пример для сравнения?

Так вот, чтобы показать достижения этих «новоавстралийцев» в различных областях австралийской жизни, я не буду здесь цитировать ученых, известных результатами исследований в лабораториях Канберры или Сиднея, не буду перечислять ни спортсменов из Европы, защищавших цвета Австралии на очередных олимпиадах, ни первооткрывателей, которые находят сокровища в австралийских пустынях. Я расскажу о том, как эти выходцы из Европы всколыхнули будничную жизнь Австралии.

Настоящую революцию они произвели па… кухне. Люди, которые вспоминали в моем присутствии довоенное время, единодушно утверждали, что посещение австралийских ресторанов было печальной необходимостью. Такой обедик не тешил желудка, ведь классическая австралийская кухня, с которой я столкнулся еще в пустынных уголках Страны Никогда-Никогда, основана на баранине в мятном соусе. Сюда добавляют разные овощи, «старательно» лишенные какого-либо вкуса путем продолжительной варки. Не знаю, может, это зависит от сорта овощей или почва, на которой они выращиваются, совсем другая и иначе обрабатывается. Но австралийские овощи имеют вкус, совершенно отличный от обычной моркови или горошка, которые мы едим в наших краях. И овощи и фрукты в Австралии, если они из консервной банки, как правило, искусственно окрашены и имеют сказочный цвет, но на вкус — восторга не вызывают. Смотреть на них приятно, а есть противно.

Зато день-деньской австралийцы попивают жидкость невиданной крепости, которую они условно называют «чаем». Это просто эссенция, часто с небольшим количеством молока или сливок, вероятно добавляющихся инстинктивно в целях защиты организма от отравления теином.

Считается, что крепкий чай употребляют англичане. Ах, так, значит, вы все-таки понимаете шутки! Тот, кто утверждает, что это чай, никогда не пил любимого напитка австралийцев, На аэродроме в Дарвине, пока наш реактивный самолет всасывает топливо перед далекой дорогой на Юг Австралии, пассажиров угощают очень крепким «чаем». Кажется, что ложечка стоит в этой смолистой жидкости; несмотря на то что воздух кондиционированный, обливаешься потом, слышишь собственный пульс…

«Чай» сопровождает меня потом, на протяжении тысяч и тысяч километров путешествия по Австралии. В роскошных ресторанах на Кингс-Кросс в Сиднее и в пустыне, где котелок для чая — непременный реквизит путешественника, австралиец пьет «чай» в жару, чтобы остыть, в холод — чтобы согреться. «Чай» льется в его глотку с раннего утра до поздней ночи. II даже ночью, так как в крошечных номерах провинциальных гостиниц всегда есть куверт для «чая». Похоже, хозяева гостиниц стараются, чтобы постоялец не умер от жажды между полуночью, когда он получил последнюю чашку «чая» в холле, и шестью утра, когда, проснувшись, безоговорочно получит огромную кружку утреннего «чая». Это чаепитие ни в коей мере не освобождает его от обычной чашки «чая» за завтраком. Рабочий или чиновник имеют, кроме того, специальные перерывы для чаепития…