Вокруг Света - Вокруг Света 2006 №05

В коллекции вполне отразились вкусы как самого Барди, так и его именитых партнеров. Благодаря Вильденштейну в фонде MASP появились редкие работы классиков XVI—XVIII веков, Франсуа Клуэ и Николя Пуссена, причем сан-паульская картина последнего — раритет во всех смыслах. И размеры его нестандартно велики (почти 2х4 м), и сюжет редок — «Переодетый Гименей на жертвоприношении богу-фаллосу Приапу».

Далее следуют самые громкие имена их соотечественников: Шардена, Буше, Фрагонара, Наттье, представленного отменной серией женских портретов «Четыре стихии»… А вот и парижский XIX век, достойно представленный в сердце Бразилии любимцами того же Вильденштейна, — Коро и Энгр, Делакруа и Домье. Имеются и нетривиальные (порой до такой степени, что самая их атрибуция вызывает споры) шедевры импрессионистов и постимпрессионистов. Скажем, странный портрет «Охотника за львами Эжена Пертюисэ» кисти Эдуара Мане. Или — эпатажное (139х135 см) и, судя по всему, неоконченное изображение Поля Вио, кузена Тулуз-Лотрека, в мундире адмирала XVIII века, принадлежавшее кисти знаменитого родственника. Это один из редчайших образцов крупноформатных полотен, к которому художник приступил перед самой смертью. Кстати сказать, у этого парадоксального полотна безукоризненный, как говорят антиквары, провенанс (происхождение): Барди купил картину непосредственно у кузины художника, и ее подлинность не вызывает сомнений. А вот путь до Сан-Паулу одной из самых ранних удач Поля Сезанна, «Натурщика Сципиона» (1866— 1868), был более извилист и любопытен: картину первого постимпрессиониста купил его «отец в искусстве», первый импрессионист Клод Моне. А сын последнего, Мишель, в свою очередь, продал ее MASP. Вот, кстати, и очередное свидетельство разветвленных связей Пьетро Барди на высшем художественном уровне.

Помимо французской впечатляет и итальянская коллекция музея, сформированная в основном из миланских и римских галерей, с которыми сотрудничал Барди. Здесь преобладает старое искусство — от икон XIII—XIV веков до конца XVIII века. И также — сплошные громкие имена: Мантенья, Джованни Беллини, Рафаэль, Тициан, Тинторетто — понемногу от каждого гения. Почему-то к разделу итальянского искусства отнесены отменные портреты Амедео Модильяни (бесспорный бриллиант этой мини-коллекции — неоконченный портрет мексиканца Диего Риверы), хотя обычно его причисляют к Парижской школе. А вот русский авангардист Михаил Ларионов в томе каталога размещен, напротив, не по месту рождения, а по парижской «прописке» — в разделе французского искусства.

В рекордные сроки Барди удалось обеспечить «представительство» почти всех значимых имен в истории мирового искусства — хотя бы одной работой, хотя бы даже сомнительной. Пусть до сих пор ведутся дискуссии о том, не является ли «Искушение св. Антония» из коллекции MASP работой копииста — современника Иеронима Босха. Пусть некоторые эксперты сомневаются в подлинности «Портрета Фердинанда VII» Франсиско Гойи. Все это — споры узких специалистов, мало интересующие широкую публику, которой основатель музея и его ученики подарили настоящие сокровища европейской цивилизации — великих англичан Гейнсборо, Тернера, Констебла и Генри Мура, великих испанцев Эль Греко, Зурбарана, Веласкеса, Мурильо и Гойю. А еще Ганса Мемлинга и Ганса Гольбейна, Лукаса Кранаха и Франса Хальса, Ван Дейка и Рембрандта, Кете Кольвиц и Пауля Клее, Макса Бекманна и Оскара Кокошки. Конечно, нашлось в музее место и для латиноамериканских классиков — того же Диего Риверы и Давида Сикейроса, а также для своих, отечественных, — живописца Кандидо Портинари (1903—1962) и отличного скульптора Виктора Брешере (1894—1955). Бразильские художники, которых мало кто знает за пределами страны, оказались размещены здесь в одном пространстве с европейскими величинами.

Таким образом, музей как бы впускал их в историю мирового искусства, отводя им свое пусть скромное, но вполне достойное место. Чего в коллекции MASP почти нет, так это современного искусства. За исключением нескольких работ, самые интересные из которых — мобили (движущиеся скульптуры) и абстрактная живопись известного американца Александра Кальдера. Быть может, кураторы сочли, что им не стоит вторгаться в сферу ответственности «профильных» музеев...

В общем, когда после 12-летнего строительства здания, в 1968 году, музей наконец открылся при огромном стечении народа и в присутствии находившейся в тот момент в Бразилии английской королевы Елизаветы II, то стало ясно: тому, кто хочет прикоснуться к европейской культуре, теперь незачем пересекать океан. Для этого достаточно оказаться на центральной улице города, в том самом месте, где в 1951 году прошла Первая бьеннале современного искусства в Сан-Паулу.

Парящий над городом

Сан-Паулу часто называют «латиноамериканским Нью-Йорком». На самом деле внешне город похож и на другие американские мегаполисы. Крутые спуски и подъемы его жилых кварталов, их пестрая малоэтажная застройка напоминают Сан-Франциско, а банковский район — помпезные архитектурные гиганты 20—40-х годов в Чикаго. А вот улица Паулиста и впрямь больше всего похожа на нью-йоркский Манхэттен. Широченную магистраль обрамляют эффектные небоскребы, ряды которых уходят куда-то за горизонт. Они же угадываются и на эмблеме MASP — букве М, составленной из узких полосок, похожих на утыканную высотками перспективу Паулисты. Это и отсылка к месту «проживания» музея, и в то же время символ современного мегаполиса, как такового.

Здание самого музея, поначалу шокирующее своей необычностью, выглядит как один из тех же небоскребов Паулисты, правда, расположенный не традиционно вертикально, а горизонтально. При этом огромный стеклянный параллелепипед навис над улицей и как бы «парит» над тротуаром, будучи водружен на красно-бетонные рамы. Совершенно неясно, благодаря каким физическим законам и инженерным решениям смог возникнуть этот удивительный эффект «парения». Одной стороной музей выходит на саму Паулисту и на буйную тропическую растительность роскошного парка Трианон, раскинувшегося через дорогу. Другой — террасами спускается по холму в город. Через стены здания пробивается зелень, как бы случайно вспарывающая бетонные поверхности, — такое впечатление, что парк Трианон пролег под Паулистой, чтобы вновь прорасти на другой стороне из стен музея. Под приподнятым параллелепипедом зданием — огромное пространство, целая площадь, где можно скрыться от тропического ливня, гулять, любоваться городскими пейзажами. Здесь часто проводят концерты, а иногда и многолюдные митинги. Здание музея со всех сторон открыто городу, внедрено в природную среду и, будучи «подвешено» над широким тротуаром, «съедает» совсем небольшую площадь — уличная жизнь «под сенью музея» продолжает бурлить, как и везде на проспекте. Как писал известный голландский архитектор Альдо Ван Эйк, уникальность этого сооружения в том, что «оно стоит здесь и при этом как бы отсутствует, потому что отдает городу столько же пространства, сколько и забирает».