Бенгт Шёгрен - Осколки континента

В ответ на поражение англичане мобилизовали почти все свои свободные силы в Бомбее, Мадрасе, Калькутте, а также на Капской земле. У берегов Родригеса был собран мощный английский флот, и 29 ноября 1810 года в северной части Иль-де-Франса высадилось десять тысяч человек. Через четыре дня Декаэн капитулировал на почти джентльменских условиях.

Правда, ни сам Декаэн, ни его гарнизон из четырех тысяч солдат не были взяты в плен, а французскому населению острова было предоставлено право сохранить свою религию, обычаи и законы. Женщины могли в течение двух лет покинуть острова, захватив с собой свое имущество. Иная участь постигла наполеоновские и революционные географические названия.

Острову Иль-Бонапарт, он же Реюньон, вернули его дореволюционное название Бурбон. Порт-Наполеон снова стал Порт-Луи, а Порт-Империаль — Маэбуром. Важнейший остров Маскарен, естественно, также не мог продолжать называться Иль-де-Франсом. Ему вернули его старое голландское название — Маврикий, которое осталось за ним и поныне.

В Европе война завершилась в 1814 году. Наполеона свергли, королем Франции вновь стал представитель династии Бурбонов, Людовик XVIII. С разочарованием восприняли на островах Индийского океана известие о мирном договоре, который в том же году новый король подписал в Париже. На предшествовавших ему переговорах Англия предложила вернуть Франции Маврикий и подчиненные ему острова, включая Родригес и Сейшелы, если та раз и навсегда откажется от своих небольших владений в Индии.

Питая тщеславные надежды вновь подчинить себе эту богатую страну, французское правительство, однако, сделало выбор в пользу своих индийских земель на побережье, поступившись даже тем островом, который был для нее «звездой и ключом Индийского океана». За Францией остался лишь один Бурбон, который со временем (через сто лет после того, как в 1848 году, во времена недолговечной Второй республики, он снова был переименован в Реюньон) превратился в департамент Французской республики. Но весьма странный департамент…

Приезжим, которые хотят жить в комфорте, не следует останавливаться в Порт-Луи: там нет современных отелей. Туристы обычно предпочитают курортные отели на побережье, а те, кто хочет подчеркнуть свое высокое социальное положение, живут в горах, в городе Кюрпипе, где и воздух прохладнее, и население состоятельнее, и отели куда фешенебельнее, чем в столице. Меня же вполне устраивала гостиница «Насьональ», служившая мне своего рода «трамплином» к достопримечательностям Порт-Луи, в том числе к Маврикийскому институту, на втором этаже которого находится богатая библиотека, а на первом — современный музей естественной истории.

Днем в «Насьонале» я часто встречал человека довольно странной наружности, бродившего взад и вперед по коридорам. Он постоянно пребывал в глубокой задумчивости, разговаривал сам с собой и тер виски. То был маврикийский писатель Мэлколм де Шазаль. Многие, впрочем, считали его полоумным, а некоторые — слишком занятым своей собственной персоной. О нем говорили, что когда он прогуливается по берегу, то «не он любуется морем, а море любуется им».

Этот «великий» отшельник выпустил в свет мистический опус «Петрусмок» (1950 год) о некоей Лемурии, которую посетила его душа и где обитали удивительные великаны. В горах Маврикия он якобы видел созданные ими оккультные скульптуры. Если бы ему показали череповидный камень кладоискателя Бешереля, он бы скорее принял его за творение лемурийцев, чем за опознавательный знак морских разбойников.

Весь его вид, казалось, говорил, что он не желает, чтобы его беспокоили во время философских прогулок по гостиничным коридорам; к тому же он слыл нелюдимом. В отеле Шазаль устроил себе рабочий кабинет, ибо дома, как мне объяснили, он не мог оставаться наедине со своими мыслями.

Однажды в ресторане я встретил свою знакомую с Сейшел, польку мадам Ростовскую, жену английского колониального чиновника, тоже по национальности поляка, служившего когда-то на Маврикии. Мадам Ростовская должна была встретиться с Шазалем, который, судя по всему, был к ней расположен. Но и на этот раз мне не удалось познакомиться со «знатоком» лемурийской культуры. Когда писатель вошел в ресторан и увидел меня в обществе мадам Ростовской, он резко повернулся и устремился вверх по лестнице к своей комнате. Лишь после того, как я пересел за другой столик, этот пугливый чудак решился снова сойти вниз, чтобы описать свои последние видения внимательной слушательнице.

Впрочем, Мэлколм де Шазаль — скорее местная достопримечательность, носитель оригинальных, но причудливых идей, а не представитель французской культуры, столь богатой и многоплановой на Маврикии, значительно более богатой и многоплановой, чем на далеких Сейшелах.

Между островом и Францией существуют тесные связи. Французские суда — нередкие гости в Порт-Луи, между Парижем и местным аэропортом Плезанс регулярно курсируют французские самолеты, летящие через Найроби, Антананариву на Мадагаскаре и Сен-Дени на Реюньоне. Не менее важны и культурные контакты.

Еще Чарлз Дарвин, посетивший Маврикий во время своего кругосветного путешествия (1832–1836 годы), был поражен его необычайно «французским» обликом.

В отличие от других колоний, где ему пришлось побывать, Маврикий показался ему культурной страной. «Там имеется очень милый небольшой театр, в котором дают чудесные оперы, — писал ученый. — Странно было видеть здесь множество стенных полок, заставленных книгами. Но характер музыки и литературы указывает на близость цивилизации Старого Света, ибо как Австралия, так и Америка, в сущности, — Новый Свет».

В то время английскому владычеству на острове насчитывалось не более двух десятков лет. Удивительно, что и сейчас там преобладает французская культура. Частично это объясняется тем, что англичанам достаточно было лишь управлять своей новой колонией. Большинство их было чиновниками и военными, которые, прослужив несколько лет на острове, переводились в другие колонии или возвращались на родину. Лишь немногие оседали здесь надолго. Те, что приезжали сюда по долгу службы, как правило, держались особняком.

Таким образом, местная элита, которая создавала культуру на острове и пользовалась ею, была французской. Париж остался «метрополией» для франкоязычных маврикийских ученых и литераторов. Они выпускают свои книги в «Пресс Юниверсите де Франс» и других парижских издательствах или издают их у себя на острове. Даже в 1964 году Маврикийская академия сотрудничала с Французской академией наук при несомненной поддержке — и не только моральной — министра культуры Мальро. «Французский альянс» до сих пор играет видную роль в жизни острова, равно как и «Кружок французской культуры», да, впрочем, и такие культурные и литературные организации, как «Общество истории острова Маврикий», «Литературный кружок Порт-Луи», «Общество маврикийских писателей», «ПЕН-клуб Индийского океана»…