Милош Главса - Спящий пробуждается

Еще один пережиток родовой организации, когда женщина была полноправным членом рода. Древняя демократическая община, словно необычайный цветок, распустившийся вдруг в оранжерее двадцатого столетия.

В это трудно поверить. Тем более, что мусульманское религиозное миросозерцание отрицает у женщины существование души и рассматривает ее лишь как говорящий неодушевленный предмет. Иногда, правда, немного больше…

Суд под председательством мзабитского муллы возвратился с совещания. Приговор строг, но справедлив. Ответчик должен возместить истцу убыток в сумме 30 000 алжирских франков плюс некоторую долю урожая фиников. Раздавшийся после вынесения приговора одобрительный гул означает, что присутствующие согласны с решением суда.

Да, свести воду с земли соседа — это большое преступление. В безводной пустыне имеет цену каждая капля. Иногда может спасти жизнь даже глоток горячей воды из автомобильного радиатора.

Усталые, мы возвращаемся из суда и снова становимся свидетелями самого страшного, что есть в жизни — жажды.

Продавец воды хранит свой товар в козьем меху, как святыню. Если вы пожелаете, он продаст вам чашку воды за десять франков.

Но есть такие покупатели, которые не хотят пить из общей чашки — это негигиенично даже по местным представлениям. Поэтому более чистоплотные сосут воду через тонкую соломинку.

Журавли старых колодцев ужасно скрипят. Деревянные оси, поворачиваясь в деревянных подшипниках, издают пренеприятные звуки.

Мы очутились в ином мире. В мире, погруженном в сумрак прошедших веков.

Да, мы в Гардае.

Мы карабкаемся по узкой, темной лестнице наверх, к вершине холма. Здесь несколько уличек сходится в одной точке, у подножия минарета. Такого минарета я еще нигде не видел. Он похож на квадратную дымовую трубу, торчащую в лазурном раскаленном небе Мзаба.

Нет, не прикасайтесь, пожалуйста, к трухлявым стенам. Кто знает, какое заклятие скрыто в каменных сводах, выступах, нишах, крытых галереях и истлевших деревянных балках? Запах прели наполняет сумрачные улицы с глухими стенами, без окон. Неужели это пещерный поселок, становище давно вымерших существ, населявших когда-то эти пещеры?

— Вовсе нет. Здесь живут люди!

Жители самых верхних уличек осуждены на вечную жажду. Здесь нет воды. Сюда ее доставляют верблюды и и ослы в гхирбе, мехе из овечьей шкуры.

Это единственный существующий здесь водопровод.

Вы можете идти, идти без конца, и ни одна живая душа не обратит на вас внимания. Погруженные в себя, люди не бросят на вас любопытного взгляда. Божек лезет в карман за губной гармошкой и ее писком пробует привлечь к себе внимание. Тщетно. Напрасный труд. Звуки глухо отражаются от полуразрушенных стен этих живых могил. Попытка не удалась.

Неприступен Мзаб. Замкнуты его обитатели. Хотите пари, что вы не услышите здесь ни взрывов хохота, ни язвительного смеха? Строгость во всем.

Помни о дне последнего суда, сын пыли!

Где сутолока арабской Касбы? Где музыка берберийских танцоров? Где шум кофеен?

Даже в лавках Гардаи вы не услышите так свойственного Востоку шума.

— Люди здесь, наверное, отвыкли громко ругаться, — констатируем мы.

Строгая изоляция женщин от мужчин. Идете за покупками в лавку: один вход для мужчин. Кроме этого, специальное окошко для покупательниц-женщин. Вы думаете, что нежное создание под покрывалом (вместе с одеждой оно весит пудов шесть) заглядывает в окошко исповедника? Нет, она просто покупает у мясника полкилограмма нежирной грудинки с костью.

Еще одна деталь. Закутанное существо бесшумно выходит из темной лавки в полумрак улички. Проходит почти рядом с вами. Почему она отворачивает от вас взор? Почему замирает на месте, ожидая, пока вы пройдете? Слишком мрачно среди разрушающихся стен Мзаба.

Жаждущие тела и жаждущие души.

Во рту у вас неприятный осадок от всей этой затхлости.

Вы хотите прополоскать рот глотком свежей воды. Но в походной фляге, которую вы тащите с собой в заднем кармане, воды едва на донышке. Ах, если бы с безоблачного, добела раскаленного неба полил дождь!

Вода — это жизнь.

«Аллах акбар! Бисми ллахи рахмани р-рахими! Ху а ллаху элладжи ла илаха илла…» — разносятся во все четыре стороны света протяжные выкрики с верхушки минарета.

Да, в эту пору со всех минаретов мира раздаются одни и те же призывы. Десятки тысяч муэдзинов, но одни и те же слова, одна и та же мысль! От западной оконечности Африки через Ливию, Египет, Персидский залив и до Индийского океана, до Китая!

Уаргла, городок на юге Алжира, вместе со всеми тоже протирает глаза.

Вы стоите на рыночной площади, окаймленной старинной галереей. А крик муэдзина, который вы слышите, доносится с верхушки мечети Лейлат Аза.

Призыв не пропадает впустую. Будто всех на рыночной площади коснулась волшебная палочка. Как ни малоподвижны люди, закутанные в длинные белые одежды, они, вопреки всем ожиданиям, быстро опускаются на колени, поднимаются, снова опускаются, низко кланяются. И все в одном направлении — туда, где, по их мнению, находится Мекка и священный камень Кааба! Достаточно нескольких слов муэдзина, и вся пестрая толпа — как один человек, в хаос внесена организованность.

То, что эту организующую силу религии можно использовать в целях политического завоевания, еще в седьмом столетии понял Магомет, творец всемирной империи ислама.

После молитвы жизнь течет своим чередом.

Несколько ударов молотком, и вот появился прилавок. Или же на земле просто расстилают кусок не очень чистого полотна. Чего вы тут только не найдете! Циновки из галвы — африканской травы. Коврики из Бени Искуэна с варварским чередованием цветов: белый — оранжевый — черный. Латунь ручной чеканки. Верблюжьи седла — простые дорожные и для торжественных случаев, лежат рядом с овечьими мехами. Краситель генна и имбирь. Женские ожерелья из твердых черных шариков, более дешевых, чем стеклянные. Шахам для волос, жирная мазь, скатанная в шарики, напоминающие биллиардные. Свежие гроздья фиников рядом с грудами мяты и поленницами дров.