Луи Буссенар - Приключения в стране бизонов

Индейцев Северной Америки охотно изображают людьми суровыми, молчаливыми, говорящими торжественно и образно. В действительности же они общительны, веселы и разговаривают без всякой напыщенности. Напускная суровость, нарочитая молчаливость, торжественная речь, изобилующая смелыми метафорами, — все это используется лишь на собраниях и советах, во время переговоров с белыми или другими племенами.

У себя в деревне, во время привалов на охоте, в дороге краснокожие охотно смеются, поют, играют, танцуют, шутят с детьми. Мужчины, правда, более суровы, но и они не считают зазорным участвовать в развлечениях. В этом состоит одна из особенностей характера индейцев, характера, чрезмерного во всех проявлениях, который к тому же очень изменчив. Индейцы легко переходят от буйного веселья к суровой жестокости.

Фрике и Андре представляли коренных жителей Америки лишь по наблюдениям путешественников, наблюдениям верным, но слишком поверхностным, поэтому изрядно удивились, когда при виде заклятого врага с лица Кровавого Черепа исчезла маска непроницаемой суровости.

Похоже, никто из воинов не обращал внимания на французов. Во время короткого привала все отдыхали как могли. Слышались разговоры, смех и шутки, не мешавшие индейцам поглощать огромные куски мяса бизонов не просто с аппетитом, а с настоящей прожорливостью.

Кровавый Череп присоединился к общему веселью. Видимо, он удачно шутил, потому что слушатели жадно ловили каждое слово и время от времени разражались громким хохотом, не скрывая своего удовольствия.

Крепко связанные французы были просто потрясены быстрой сменой настроения похитителей. Ковбой же становился все мрачнее, ибо понимал угрожающий смысл слов Кровавого Черепа.

— Послушайте, полковник, — вполголоса сказал Фрике. — По-моему, эти доки в области пыток не прочь иногда повеселиться. Мне кажется, люди, способные смеяться от всей души, не могут быть уж очень кровожадными. Может, попробуем с ними договориться? Что вы на это скажете?

— Скажу, мистер Фрике, — многозначительно заметил полковник, — что самый здоровый из нас сейчас в двух шагах от смерти. Если бы вы, как я, понимали, что они говорят, вы бы убедились, что это — звери… Знаете, и тигр иногда улыбается, когда скалит клыки…

— Что вы говорите! Это так серьезно?

— А вы еще сомневаетесь! Мерзавцы сейчас развлекаются тем, что обсуждают во всех подробностях пытки, которые нам уготованы… От их фантазии поседеть можно, а они смеются… Вы, господа французы, — люди мужественные, я видел вас в деле. И вы знаете, что меня не так-то легко испугать. Но не стыжусь вам признаться, сейчас я боюсь! И это не презренный страх человека, видящего, что конец близок, что жизнь покидает его, разум гаснет. В конце концов смерть — естественный конец всего живого… Нет, я не страшусь смерти… Но все, что есть во мне человеческого, восстает при мысли о жутких страданиях, которые мне предстоит вынести, об изощренной жестокости моих многоопытных мучителей.

— Да уж! Перспектива не из веселых!..

— Будь у меня свободны руки, а в них — хороший нож, я всадил бы его себе в сердце. И если бы моя рука случайно дрогнула, я бы сказал вам: окажите мне последнюю услугу, прошу вас о милосердии — убейте меня!

— Неужели наши дела так плохи?..

— Они нас не кормят, значит, это будет не сегодня.

— Да, действительно… Что-то у них в гостях и не угостишься, как говорят наши милые друзья Кер-д’Ален. А кстати, не могут ли Кер-д’Ален пойти по нашим следам и поохотиться на этих малосимпатичных граждан?

— Я уже не надеюсь…

— А я, знаете ли, очень на это рассчитываю… Представьте себе, что здесь появляется сотня или две молодцов с винчестерами. Это могло бы круто изменить ход событий.

— Мы их не дождемся. По-моему, отряд скоро двинется в дорогу. Их племя стоит лагерем в нескольких днях пути. Не сомневаюсь, они поведут нас в свою главную деревню, чтобы устроить для женщин и детей спектакль с нашим участием. И неделю, не меньше, нас будут хорошо кормить, чтобы мы легче переносили мучения и не умерли в самом начале пыток.

— Спасибо за информацию, полковник. Несколько дней отсрочки могут дать надежду на спасение. Но я голоден, и пусть меня накормят. Попрошу-ка я поесть. Что вы на это скажете, господин Андре?

— Согласен. Клянусь теми чертями, что терзают мой желудок, я тоже не прочь получить кусок дичины.

— Эй! Послушайте! — обратился Фрике к индейцам на ломаном английском. — Может, дадите что-нибудь перекусить?

Никакого ответа…

— Эй, вы!.. Чего уставились, как стадо гусей, услышавших игру на тромбоне?.. Что, не понятно? Мы голодны, дайте нам поесть… Во всех странах мира пленных кормят.

Никто не среагировал на эти слова, и, похоже, никто их не понял.

— Дикари! Точно, дикари! — ругнулся по-французски Фрике.

При этом слове старый индеец в лохмотьях встал и подошел к пленным.

— Дикари? — удивленно переспросил он гортанным голосом.

— Ну да! — ответил по-французски Фрике. — Могу повторить еще раз: ди-ка-ри!.. Мало того, что связали нас, как скотину, так еще и голодом морят.

— Голод… нет голод… еда… — произнес по-французски краснокожий.

— Смотри-ка! Этот ирокез [91] Ирокезы — группа индейских племен Северной Америки (сенека, кайюга, онондага, онеида, могавки, тускарора); в конце XVII–XVIII веках — союз племен. знает несколько слов по-французски.

— Франса… вы — франса? — Старый индеец, казалось, был изумлен еще больше пленника.

— Да, мы — французы и вдобавок из самого Парижа, мое сморщенное краснокожее яблочко!

— Я знал… отец…

— Какой еще «отец»?

— Смет…

Андре оживился:

— Ты знал отца де Смета, миссионера?

— Да… Смет… Отец сиу-дакота…

— Ну, знаешь, старина, — вмешался Фрике. — Уж конечно, не отец де Смет научил вас такому… бесцеремонному обращению с ближним. Ладно, потом побеседуем. Попроси-ка лучше у своих дружков хороший кусок ростбифа, и пусть нас развяжут, а то руки-ноги затекли.

Старик быстро отошел от пленников и, подойдя к компании, слушавшей разглагольствования Кровавого Черепа, что-то сказал индейцам.

В ответ послышались грубые возражения, а затем упреки Кровавого Черепа, но старик стоял на своем, и несколько воинов с ним согласились. Минут через пятнадцать старый индеец вернулся к пленным с огромным куском мяса.

— Вот молодец! Спасибо, папаша! Ну а теперь давай-ка ножичком по веревочкам, а то у бедного Фрике все четыре лапы связаны!

Индеец заколебался, но все-таки развязал веревки.

— Браво, предок! А теперь очередь господина Андре. Это вот тот представительный мужчина с черной бородой. Он мало говорит, но много думает… Прекрасно! Ваша доброта не знает границ! Ну а теперь вот этого, — продолжал Фрике, указывая на изумленного американца.