Мирослав Зикмунд - Перевёрнутый полумесяц

Впервые они повисли у нас на «хвосте» на улицах Измира. Номер их машины был 20599. Они прикидывались туристами и, чтобы не так обращать на себя внимание, взяли к себе в такси девицу с волосами цвета меди. Спустя два часа они сменили «шевроле» на «пикап» и выдали себя тем, что на перекрестке пропустили нас вперед, дабы обе наши «татры-805» были у них на виду. Их «почетный эскорт» сопровождал нас далеко за город, и только когда мы остановились, чтобы сфотографировать указатель дорог, они обогнали нас, глядя при этом с милой непосредственностью в противоположную сторону — мы ничего, мы просто музыканты!

Теперь их эстафета для разнообразия появилась среди саркофагов в серо-зеленом «джипе» (на этот раз номер трехзначный, 122). Парни издали наблюдали за нами, пока мы подкреплялись арбузом, а теперь не знают, как быть дальше. Их подопечные решили, что спешить из приятного минерального источника ни к чему, поскольку Памуккале в Турции всего одно, а жара всегда и везде.

После продолжительного совещания парни исчезли за изгородью из олеандров, спустя некоторое время появились как есть в исподнем и робко полезли в воду, старательно выискивая мелкие места. Особенно осторожен был самый старший из них, очень похожий на гашековского Бретшнейдера [21] Бретшнейдер — персонаж из романа Я. Гашека «Похождения бравого солдата Швейка», агент тайной полиции. .

Мы посиживаем себе на гладких архитравах, гурмански смакуя озеро шампанского, и учим плавать двух парней турок, которые взглядами напросились к нам на курс ускоренного обучения. Вдруг в противоположной стороне раздался крик, вода кипит оттого, что по ней бешено колотят руками и ногами, кто-то бегает по берегу и зовет на помощь.

«Бретшнейдера» мы вытащили, когда он уже успел основательно нахлебаться воды. Мы усадили его на мраморный архитрав, согнули в дугу и стали сильно давить на живот, чтобы выжать из него всю минеральную воду, которой он невольно наглотался.

Откашлявшись, он произнес:

— Тесеккюр эдерим («Весьма благодарен»), — протянул руку, и все трое заторопились к розовым олеандрам.

Нас бы не удивило появление в этом мертвом озере какого-нибудь допотопного чудовища, ящера, бьющего огромным хвостом по воде. Черные скалы, окружающие озеро Аги Гёл, в серых сумерках после заката солнца кажутся страшными и чужими, как поверхность необитаемой планеты. На берегах озера нет ни людей, ни растительности, в воздухе не увидишь птицы. Поверхность озера неподвижна, как слепой глаз. Мертвое озеро.

Зато в соседнем озере Бурдур вода совсем другая. Здесь можно увидеть, как рыбак забрасывает в озеро удочку и быстрым движением вытаскивает из воды добычу. И в степи тут полно людей… Для ясности скажем: «полно людей» для Анатолии означает, что через каждые два-три часа где-нибудь да попадется живая душа. Турция по своей территории в шесть раз больше Чехословакии. Из двадцати четырех миллионов населения треть проживает в городах, а большая часть остальных двух третей обосновалась в плодородных прибрежных районах.

За Бурдуром горстка людей убирает низкорослую степную пшеницу, укладывая ее в маленькие стога — с виду чуть больше нашей охапки сена. Нас заметили еще издали. Мы видим, как по направлению к дороге бегут мужчины с арбузами. Спасибо, спасибо, у нас их в запасе еще много! Но они угощают от души, и отказаться невозможно.

— Чай, чай, — выкрикивают они и показывают пальцем на рот, стараясь, чтобы мы обязательно поняли.

Спасибо, но нам нужно дальше, до Антальи еще далеко…

Пыльная дорога тянется на юг, словно белая нить. По ней катит чудовище на шести огромных колесах. Две пары сзади, над ними мотор и угловатая кабина. Под кабиной плуг, вроде тех, которыми расчищают снег. Потом далеко вперед тянется этакая длинная шея, составленная из тяг, рычагов, траверсов и шарниров, а на самом конце — третья пара колес. Чудовище сбривает с дороги то, что проклинают шоферы во всем мире — «гребенку». Но машина может проделывать еще с десяток и других номеров. Она может, сильно накренившись, съехать одной стороной в кювет, может устанавливать плуг в любом нужном положении, наклонять его как угодно: вперед, назад, поворачивать вокруг вертикальной оси… Короче говоря, она все может. Вот в кювете послышалось недовольное ворчание, передние колеса — одно на дне кювета, другое на обочине дороги — повернулись в шарнирах и приняли вертикальное положение.

Брить «гребенку» и углублять кювет машина может в одиночку. Но при сооружении новой дороги ей отводится своя партия в общем оркестре. В Стамбуле, около Смирны и перед Денизли одну такую «мастерицу на все руки» сопровождала целая армия других машин. Там, где они проходили, оставалась уже готовая лента гладкого асфальта. Работа шла как по маслу. Вокруг всех этих хитроумных механизмов носились целые стаи самосвалов, и кто-то невидимый заботился о том, чтобы стройплощадка была обеспечена всем необходимым и чтобы с дороги было вовремя убрано все, что могло бы помешать машинам.

Откуда же в Турции взялась вся эта техника? Кто ее сюда привез? Почему? Зачем?

Все эти машины идут в счет знаменитых двух миллиардов долларов американской помощи. Они сооружают дороги для американских танков и самоходных орудий, для рожденных в цехах заводов Форда и «Дженерал моторс» целых дивизий быстроходных автомобилей, за которыми здесь присматривают американские инструкторы. Пентагону в Турции нужны хорошие дороги, а в остальном ему нет до турок никакого дела. Вот почему в Турции есть машины на дорогах и нет их на полях. Вот почему такой контраст составляют эти великолепные ленты асфальта, эта современная техника и крестьянское средневековье.

Но над всем этим не задумывается добряк на дорожной машине. Он гордится своим механическим акробатом, сочетанием стали, гидравлики и остроумных технических решений. Он пустил Роберта на свой капитанский мостик, посвятив его в тайны клавиатуры, приводящей в действие тяги и рычаги, и даже позволил ему пропахать сто метров кювета.

И снова мы мчимся по анатолийской степи, безлюдной у горизонта, более оживленной у дороги. Чем выше мы поднимаемся в горы, тем чаще вдоль обочины попадаются стога убранной пшеницы. Вокруг них разъезжают какие-то странные сани. Иногда из-под них в воздух взметается облачко мякины… Вероятно, идет обмолот пшеницы. Обмолот без молотилки? Без цепов? Без молотильщиков?

— Как думаешь, Мирек, попробуем?

— Думаю, что стоит заснять несколько сюжетов на узкую пленку. Как только встретим ток с достаточным количеством народа, так и остановимся.