Евгений Габуния - На исходе ночи

Так Федор Сидоренко попал в органы милиции. И не рядовым милиционером, как он вначале подумал, а офицером. Послали его сначала в школу милиции. После ее окончания он и работает уже третий год в отделении уголовного розыска райотдела.

Пока машина везла старшего лейтенанта Сидоренко к особняку на тенистой улице, следователь Кауш торопливо собирался на выезд. Он спрятал в сейф папку с делом и взял оттуда фотокамеру «Зенит» — этот старый верный спутник еще ни разу не подвел его. Проверил, заряжена ли камера. Пленка оказалась на месте. Порывшись в ящике стола, извлек из его недр лупу, блокнот, бланки допросов, ручку, уложил все это в портфель. Успел даже доложить о происшествии прокурору.

Сидоренко прибыл скоро. Желтый газик, слегка подрагивая, резво покатил по булыжной мостовой. Вскоре мостовую сменило асфальтовое шоссе, и машина пошла ровнее. До Покровки недалеко. Это село фактически давно стало пригородом Заднестровска. Многие ее жители работали в городе, хотя большинство — в колхозе и совхозе. Совхоз-техникум, носящий имя прославленного героя гражданской войны, был хорошо известен не только в районе и республике, но и во всей стране. Именно здесь родилась новая форма объединения производства с обучением и привычное слово «совхоз» дополнилось словом «техникум».

Кауш взглянул на сидящего рядом старшего лейтенанта. На его молодом, почти мальчишеском, лице застыло выражение ожидания.

«Волнуется парень», — отметил Аурел… — Оно и понятно, дело серьезное». Он спросил: — Кто сообщил о происшествии?

— Участковый, лейтенант Поята. Девочка исчезла из дома неделю назад, в прошлый понедельник. Искали всюду, но не нашли. — Помолчав, Сидоренко добавил: — Вроде бы фамилия знакомая… Зоммер… Зоммер… Был у нас на «Литмаше» один сварщик с такой фамилией, настоящий мастер, ювелирно, можно сказать, работал. Самые сложные задания ему поручали. Неужели его дочка?

— Это мы скоро узнаем.

Газик, свернув с асфальтового шоссе на проселок и, сбавив ход, уже въезжал в село. Сидоренко спросил у конопатого мальчишки лет десяти, как проехать на Лиманную. Мальчишка принялся долго, путано объяснять, энергично жестикулируя. Старший лейтенант посадил его рядом с шофером, чтобы он указывал дорогу. Мальчишка мгновенно стал серьезным от такого важного задания. Он беспрестанно вертелся, пытался высунуть из окна голову в надежде, что его заметит кто-нибудь из друзей.

Миновав несколько пыльных и узких улиц, водитель вывел наконец машину на Лиманную. Кауш с любопытством взглянул в оконце и увидел довольно высокую мрачную стену. По другую сторону улицы вереницей выстроились аккуратные домики. Они чем-то неуловимо отличались от обычных строений в молдавских селах. Мальчишка пояснил:

— Здесь немцы живут…

Стена оказалась неожиданно длинной. Они проехали вдоль нее метров сто, прежде чем машина остановилась возле небольшой группы людей, в которой выделялся невысокий крепыш в милицейской форме с погонами лейтенанта.

— Участковый наш, Поята, — счел почему-то нужным пояснить Сидоренко, хотя Кауш хорошо знал участкового инспектора.

Лейтенант стоял возле пролома в стене и, хмурясь, односложно повторял:

— Никого не пропущу, не положено, расходитесь, граждане!

Взбудораженные сельчане и не думали расходиться. Кауш обратил внимание на маленькую, хрупкую, средних лет женщину, которая металась между участковым и группой людей, беспрерывно, словно в беспамятстве, повторяя:

— Доченька, девочка моя…

«Мать», — догадался Кауш. С Эвелиной Зоммер следственным работникам еще предстояло встретиться не один раз. А пока они, не мешкая, выбрав из собравшихся сельчан понятых, двинулись вслед за Поятой, через пролом в стене. За каменной стеной оказалась еще одна преграда — живая стена из кустов акации. Обе они отделяли совхозные плантации от села. Кусты акаций стояли густо, приходилось буквально продираться сквозь колючие заросли. Острые шипы больно кололись, легко проникая сквозь летнюю одежду. Шедший впереди следователя Сидоренко негромко вскрикнул, когда колючка впилась ему в руку, и ворчливо сказал, обращаясь к понятым:

— У вас там золото, что ли, добывают? Ограда хоть куда.

Ему никто не ответил. В полном молчании сделали еще несколько шагов и остановились. Девочка лежала на спине в неглубокой ложбинке под старой акацией. Белое в голубой горошек платьице высоко задралось и открывало стройные загорелые ножки. Следователь обратил внимание на одну из горошин бурого цвета и не совсем правильной формы. «Похоже на кровь», — мелькнула мысль. Словно щадя стыдливость девочки, ее обнаженные ноги прикрывали уже успевшие опасть сухие листья и стручки старой акации. Эта жуткая картина настолько не вязалась с покоем летнего дня, разлитым в теплом воздухе, и глубокой лесной тишиной, нарушаемой лишь веселым щебетом птиц, что Каушу на минуту почудилось, будто он видит всего лишь дурной сон. Он посмотрел на клонящееся к закату багровое солнце и тихо произнес:

— Давайте работать. Надо успеть до темноты… Быстро, но без торопливости…

Осмотр трупа не выявил каких-либо повреждений. «Подождем, что скажет экспертиза», — решил следователь, и все занялись осмотром прилегающей местности. Сантиметр за сантиметром прощупывали траву, кустарники, рылись в грудах ржавых консервных банок, битых бутылок, обрывков газет и в прочем хламе, невесть откуда оказавшемся в этом укромном месте, Внимание Кауша привлек обрывок плотной ткани, похожей на портьерную. По белому полю вился причудливый красно-голубой восточный узор, изрядно выцветший. Он спрятал обрывок в портфель. Туда же последовал и обнаруженный Сидоренко листок из ученической тетради, свернутый в кулечек. На листке в косую линейку аккуратным детским почерком было выведено фиолетовыми чернилами:

«27 апреля. Домашняя работа».

И ниже:

«Охотник подошел к мальчикам…»

«Из Тургенева, кажется», — вспомнил школьные уроки Кауш. Под текстом стояла выставленная красными чернилами отметка — 4.

Подошел Поята, осторожно держа в руке два листка, и молча подал их Каушу. Бумага была толстая и грубая. Аурел кончиками пальцев ощутил ее шершавую поверхность. На одном листке он прочитал:

«Василий Михайлович, очень прошу, если возможно, помогни нашему рабочему получить по акту лес для ремонта дома. Инженер жэк-3 Гаврилов».

В другой записке, написанной тем же корявым почерком, было:

«Савинков! Помогни нашему рабочему получить лес по акту для ремонта его дома. Он нужен на работе».

«Тоже мне, инженер, — с неприязнью подумал Кауш, — двух слов написать не умеет. «Помогни».

Следователь спросил Пояту:

— Может, этот рабочий — из местных, покровских? Не знаете, кто из ваших в жэке работает и, судя по тому, что записки хорошо сохранились, — стало быть, написаны недавно, чернила даже не успели расплыться, — дом в последнее время ремонтировал?