Михаил Володин - Индия. Записки белого человека

Я написал о том, через что прошел и что чувствовал на самих курсах, но не сказал о том, что мне эти курсы дали, — не подвел итог. Думаю, сейчас самое время.

После курсов я заметил, что стал больше наблюдать за самим собой: за своим телом, мыслями и чувствами. Прежде чем начать реагировать на что-то — особенно если это что-то меня раздражает, — я нацеливаю внутренний взгляд на кончик собственного носа и начинаю старательно дышать. В большинстве случаев мне почти сразу удается вернуть душевное равновесие.

Не сомневаюсь: то, как я работал эту неделю, и то, что этот текст вообще состоялся, — тоже результат Випассаны. Благодаря ей я теперь могу так сосредоточиться, что меня не отвлекают ни крики соседей по комнате, ни разговоры в интернет-кафе, ни музыка над ухом. Я научился не реагировать на внешние раздражители — не злюсь, не пытаюсь заставить других сделать так, как хочется мне!

Но есть и печальные наблюдения. Прошла всего неделя после окончания курсов, я закрываю глаза, и, как когда-то до Випассаны, черное пространство моего внутреннего зрения пересекают огненные кометы, вспышки и размытые бледные пятна. Все, чего я достиг, понемногу исчезает. Я уже не только не могу привести себя в состояние бханга — даже избавиться от «слепых пятен» и почувствовать все тело удается далеко не всегда. А еще Випассана не сделала меня счастливее. После курсов у меня так и не появилось то потрясающее чувство, которое так часто возникало в детстве, когда, казалось, весь мир подчиняется твоей воле, словно ты дирижер, управляющий огромным мировым оркестром. Впрочем, может, это и есть то, что называется «эго», то, от чего следует избавляться? Не знаю. Зато теперь мне кажется, что важнее, чем быть счастливым, не быть несчастным. Беда в том, что не у кого об этом спросить: Надежда Яковлевна Мандельштам умерла больше четверти века тому назад. Не у Будды же спрашивать, в самом деле?

На четвертый день после окончания курсов я сидел в итальянском кафе, возведенном неким Ником над пропастью Маклеод Ганжа. Кафе так и называлось — «У Ника». Я заходил сюда каждый день из-за сравнительно неплохого кофе, из-за потрясающего вида и просто потому, что здесь мне хорошо писалось.

Майк пришел сам по себе, подсел ко мне за столик, заказал завтрак по-фермерски — омлет с помидорами, луком и картошкой — и попытался завести разговор. Мне говорить не хотелось, у меня было настроение поработать. Две-три следующих страницы уже сложились в голове, оставалось лишь перенести их на бумагу. Но Майк этого не знал…

Он работал таксистом в Австралии. «Ты же знаешь, что такое работа таксиста? Каждый день у тебя в кошельке куча „нала“, который не дает тебе спокойно жить. Одни пьют, другие идут по бабам, третьи делают и то и другое. Я — играл. Я ходил в казино каждый день, чтобы спустить там все, что зарабатывал».

На вид Майку было лет шестьдесят пять, и я удивился, когда он сказал, что ему только что исполнилось пятьдесят. Мы вместе были на курсах. После завершения десятидневной медитации молчания большинство студентов стремилось встретиться, провести хотя бы один вечер вместе, чтобы узнать побольше друг о друге. Майк казался нелюдимым. При встрече он здоровался и, не давая себя втянуть в долгие разговоры, немедленно уходил. Поэтому я удивился, когда он, возникнув в дверях кафе, подсел ко мне. Делать нечего, надо было разговаривать.

В первый раз Майк прошел десятидневные курсы Випассаны здесь же, в Дхарамсале, в 1982 году. Тогда городок был крошечной деревушкой — туристы сюда не ездили. И центр Випассаны был другим: одно-единственное здание с медитационным залом, а спали курсанты в палатках. В течение нескольких лет Майк больше медитировал, чем жил обычной жизнью. Он крутил баранку лишь для того, чтобы заработать деньги, необходимые для поездки в Индию. Благо, в те времена жизнь была еще более дешевой, чем сейчас. А заработав на хлеб, он вновь садился в позу лотоса, следил за дыханием и за ощущениями на теле.

Он перемещался по миру лишь затем, чтобы находить и опробовать всё новые и новые центры Випассаны. Был в Бирме, на Шри-Ланке. Три года прожил в Японии с местной девушкой, тоже посвятившей себя учению Будды. Это были не худшие годы! Она была удивительно уравновешенным человеком. Это помогало и ему. А потом они расстались. Майк вернулся в Австралию и однажды встретил в Сиднейском центре медитаций свою будущую жену. К тому времени она шла по пути Дхаммы уже около двадцати лет, и если и не достигла просветления, то была к этому состоянию ближе всех тех, кого знал Майк. Вскоре они поженились, а в 1996 году у них родился сын. От медитаций пришлось на время отказаться. Нужны были деньги, и Майк шоферил куда больше, чем во все предыдущие годы вместе взятые. Так прошло два года. А потом все разом сломалось…

Он сидел передо мной — совершенно потерянный, старый человек — и рассказывал о своей жизни. За двадцать четыре года, прошедшие с первой десятидневной медитации, он в общей сложности отсидел на куши дольше, чем весь наш курс. Он прошел сквозь Випассану тридцать четыре раза. И не только по десять дней, но и по двадцать, тридцать, даже по шестьдесят!

— В какой-то момент, веришь ли, я начал думать о том, что просветление не за горами! Но через два года после рождения ребенка моя жена подала на развод. И не просто — а через суд, обвинив меня в том, что я пытался изнасиловать нашего сына. Можешь себе представить, изнасиловать двухлетнего мальчика?! Уже потом я узнал, что у нее были похожие проблемы в семье. Ее мать утверждала, что отец пытался ее изнасиловать. Был суд, отца лишили родительских прав…

То же самое случилось с Майком. Судебное разбирательство длилось пять лет и отняло не только все деньги, но и силы. В результате Майк потерял отцовские права. Все, что ему разрешено, — разговаривать с ребенком по телефону и делать ему подарки. А встречаться с сыном он может лишь в присутствии своей бывшей жены.

— Я и не видел его ни разу с тех пор. Не могу даже подумать о том, чтобы встретиться с ней! Ты думаешь, почему я выгляжу таким стариком? Я потерял пять лет жизни за первые месяцы суда и еще пять, когда объявили решение.

Это был не единственный кризис, сквозь который Майк прошел в те годы. Вторым, и тоже очень сильным потрясением стал кризис доверия к Випассане. Он ненавидел не столько саму технику, сколько все, что с ней было связано, — учителей, студентов, призывы к всеобщему счастью… И только после того, как три года назад прозвучал приговор суда, он снова пришел в медитационный центр.

— А что еще мне было делать? Просветление здесь ни при чем, и поиски его тоже ни при чем. Просто у меня нет другой жизни. Випассана как магнит, а я — кусок металла. Сильно покореженный кусок.