Тим Северин - Острова пряностей

Солнечный свет там и тут пробивался сквозь густую листву, и в его лучах кружились бабочки: куда бы ни упал взгляд, можно было увидеть яркие разноцветные вспышки. Некоторые, черно-белые или черно-желтые, достигали огромных размеров — разные виды птицекрылов, о которых нам рассказал Буди. Другие бабочки, совсем маленькие, были ослепительно желтого цвета. Самые красивые, с изысканным коричнево-оранжевым рисунком, усаживались парами на оливково-зеленые листья рядом с тропинкой.

Янис уверенно шел впереди. Для него местные красоты были привычны, и он сошел с тропинки лишь однажды, когда на полпути к нашей цели заметил свисающую с дерева редкую черную орхидею. Он быстро вскарабкался по стволу, чтобы сорвать ее, желая, вероятно, продать в следующем более или менее крупном порту; откуда орхидея, скорее всего, попадет на рынок Джакарты. Время от времени Янис останавливался и поджидал нас, потому что мы шли гораздо медленнее, непрерывно крутя головами и заглядываясь на порхающих повсюду бабочек. Буди в этом отношении был совсем пропащий человек. Услышав пение какой-нибудь птицы, он, не глядя, сворачивал с тропинки и отправлялся на поиски, углубляясь все дальше в лес. Пройдя полмили по тропинке, мы его окончательно потеряли.

Выйдя из Охойрата, мы перешагнули через низкую коралловую загородку, выстроенную для защиты маниоковой плантации от живущих в лесу кабанов. Пройдя чуть дальше, мы почувствовали запах дыма — оказалось, местные жители расчищали еще один участок леса под новую плантацию. Женщины вырубали подлесок и сжигали древесину. Тропинка шла в основном по красной глине, но время от времени встречались выходы на поверхность коралловых скал, которые оказались таким серьезным препятствием для Уоллеса. К счастью, у нас были прочные башмаки, так что мы не беспокоились. Иногда тропинка уводила в заросли кокосовых пальм, многие из которых в это время сбрасывали старые листья. Здесь, меж золотистых листьев, тоже кружились бесчисленные бабочки.

По пути мы встретили нескольких местных жителей — мужчин и женщин, возвращающихся с работы. Каждый из них в одной руке нес свое орудие труда — нож, который повсюду в Индонезии называется парангом, кроме того, вокруг головы у многих был завязан ремень, к которому сзади крепилась плетеная корзина с грузом.

В корзине обычно переносили дрова. Поравнявшись с нами, местные вежливо уступали дорогу, ожидая в стороне, пока мы пройдем. Несмотря на тяжелый груз за плечами, они внимательно разглядывали нас, пока мы проходили мимо них по тропинке.

Кроме того, мы видели множество диких птиц. Здешние фруктовые голуби были настолько крупными, что не заметить их, когда они садились на одинокие вершины высоких деревьев, было невозможно. Были здесь ласточковые сорокопуты, нектарницы и шпорцевые кукушки. Рядом с нами, почти как ручной, перелетал с ветки на ветку вдоль тропинки черный дронго с блестящим оперением и веерообразным хвостом. Время от времени он останавливался, повисая вверх ногами на ветвях, усеянных дикими красными ягодами, и клевал их, а потом спешно бросался нас догонять.

После часовой прогулки мы увидели пару кустов бугенвиллеи по обеим сторонам тропинки — похоже, неподалеку жилье. Неожиданно мы вышли на край высокого скального обрыва — слева открывалось море, а прямо перед нами лежал Хаар. Теперь это была не та убогая деревенька с закопченными хижинами, которая предстала перед Уоллесом, — Хаар стал большим, богатым и ухоженным поселком. Он мог похвастаться прекрасным расположением на берегу большого залива, разделенного надвое высоким перешейком, где возвышалась церковь с высоким шпилем и белыми стенами и два-три каменных здания, принадлежащих местной элите. Остальные дома лепились по склонам холмов, спускающихся к заливу, и из каждого окна под крытой пальмовыми листьями крышей открывался великолепный вид на море. На берегу лежало несколько десятков долбленых каноэ, а за ними стояли деревянные стойки для сушки рыболовных сетей. Здесь же были брошены несколько старых, вышедших из употребления каноэ, огромных по сравнению с новыми лодками — будучи метр в ширину, в длину они достигали 18 метров. Глядя на них, можно было представить себе, какие огромные деревья, должно быть, встречались здесь прежде. Либо местные рыбаки утратили искусство строительства лодок из таких больших стволов, либо все высокие деревья на острове сведены — современные каноэ существенно короче. Вдоль улиц поселка росли банановые деревья, кокосовые и саговые пальмы, а на крутом спуске к пляжу кто-то высадил декоративные кактусы и кустарник с темно-розовыми листьями.

Альфред Уоллес, наверное, порадовался бы этим переменам.

Мы нанесли визит вежливости местному старейшине и провели остаток дня, прогуливаясь по Хаару. Как и во времена Уоллеса, на берегу строили лодки. Группа мужчин сооружала небольшую рыбацкую моторную лодку, используя точно ту же технику, что и на Варбале. Но здесь, видимо, дело было организовано более профессионально — руководитель давал указания и распоряжался строительством, в то время как Джонни из-за своей застенчивости не мог выполнять такие задачи и пускал все на самотек, так что его подмастерья работали каждый в своем ритме и по собственному разумению.

Христианское кладбище растянулось на полкилометра вдоль прибрежной дороги. Могилы были наполовину скрыты высокой травой и камышом, а украшения надгробий представляли собой весьма эклектичную смесь. Большинство могил было украшено простыми белыми плитками, налепленными случайным образом, но одна была оформлена с помощью бутылок из-под кока-колы, а в дизайне другой основную роль играли фарфоровые изоляторы, снятые с телеграфных столбов. Пальмы здесь были очень старые, примерно 25 метров в высоту, и сверху донизу обвешаны лианами. Между деревьями протянулись огромные паутины диаметром более двух метров. И — опять-таки — высоко в кронах пальм вились десятки бабочек, кружась и порхая по спирали, все выше и выше, пока не достигали верхушек деревьев.

Когда мы пустились в обратный путь по тропинке в Охойрат, уже смеркалось, и я постарался идти поближе к Буди, чтобы расспросить его о вечернем полете лесных птиц. Целые эскадрильи маленьких попугаев, с красными головками и зеленым оперением, торопились к своим насестам, шумно перекрикиваясь. Парочка ярко окрашенных попугаев заявила о своем появлении громким воплем, нахально усевшись на голую ветку прямо у нас над головами. Высоко в кронах деревьев фруктовые голуби пристраивались на ночь с громким воркованием, постепенно стихающим, как маленький одноцилиндровый дизель, снижающий обороты. Мы услышали последние ноты того странного, похожего на совиное, уханья, которое разбудило нас два дня назад напротив южной оконечности Кай-Бесара и которое мы так и не смогли идентифицировать. Затем началось уханье настоящих сов.