Тим Северин - Острова пряностей

Надо отметить, что увиделся он с матерью лишь через три с половиной года. За это время, в 1859 году, успела выйти книга Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора», которая получила признание как главный труд по эволюции. Во введении Дарвин благосклонно отозвался о «замечательной статье мистера Уоллеса», отправленной с Малайского архипелага, и признавал, что «ее автор пришел почти к тем же основным выводам, что и я, по поводу происхождения видов».

Но при этом Дарвин не оставлял читателя в сомнениях относительно своего первенства — была упомянута и его первая работа, опубликованная пятнадцать лет назад, в 1844 году, и то, что еще в период своих юношеских странствий в качестве натуралиста на «Бигле» он уже задумывался о «великой загадке». Причина же, по которой он решил именно сейчас опубликовать свои «выдержки» — как Дарвин называл книгу из 155 тысяч слов, — в том, что его здоровье начало ухудшаться, и он не уверен, успеет ли завершить труд, над которым работал б ольшую часть своей жизни.

Пока Дарвин сверял гранки книги, Уоллес продвигался дальше и в своих рассуждениях, и в странствиях. В то время он находился на острове Сулавеси, где представители животного мира столь загадочны и необычны, что их изучение позволило Уоллесу расширить теорию эволюции и приблизиться к пониманию того, почему различные виды обитают в разных частях света.

Целебес, как тогда назывался остров Сулавеси, был источником неиссякаемого изумления для натуралистов. Фауна этого острова столь же причудлива, как и очертания его берегов — на карте этот остров напоминает не то паука, раскинувшего во все стороны свои лапки, не то амебу, а иногда его сравнивают с созвездием Стрельца. Например, на Сулавеси обитают такие забавные создания, как бабируссы, — это наполовину кабан, наполовину олень; есть там похожий на оленя лесной зверь, которого некоторые натуралисты считают быком, а другие относят к антилопам; птица, напоминающая огромную курицу, с синим шлемом на голове, которая закапывает свои яйца в горячий песок и больше ими не интересуется; и несколько видов черных обезьян, которых в то время относили к павианам.

На северо-восточной оконечности Сулавеси, куда Уоллес прибыл в июне 1859 года, располагалось множество быстроразвивающихся колониальных голландских плантаций — больше, чем где бы то ни было по всей Индонезии. Всего за два поколения туземцы сменили свой облик и образ жизни и превратились из кровожадных «охотников за скальпами», которые носили одежду из коры деревьев и жили в домиках на сваях, в добропорядочных земледельцев, возделывающих кофейные плантации и живущих в аккуратных деревушках с изгородями из роз. Уоллес как-то оказался в гостях у старейшины одной деревни, отец которого в свое время украшал забор вокруг дома человеческими головами; сам старейшина, однако, носил элегантный черный костюм и фирменные кожаные туфли, а его дом был выстроен и оборудован по европейскому образцу — там имелись даже люстры. Официанты в белых костюмах предлагали мадеру и настойки в качестве аперитива к обеду, сервированному на китайском фарфоре; на столе стояли чаши для ополаскивания пальцев и лежали салфетки. Единственным отличием от Европы были, подаваемые блюда. Кларетом и пивом гости запивали курицу, отбивную из дикой свиньи и фрикасе из летучей мыши.

Именно здесь Уоллес нашел богатого купца, который помог ему в организации исследований. На сей раз благодетелем оказался англичанин, мистер Тауэр, который имел прочную и давно завоеванную репутацию крупного торговца в центральном городе Сулавеси — Манадо. Он представил Уоллеса некоему мистеру Дювенбодену, который оказался сыном «Короля Тернате», в свое время также помогавшего натуралисту. С их помощью Уоллес занялся поиском образцов наиболее экзотичных животных, которых хотел найти на Сулавеси, — в частности, той самой птицы, зарывающей яйца в песок, которую здесь называли «малео».

Лучшим местом для поиска малео, как выяснилось, была самая дальняя оконечность полуострова. Сюда, на пляж, покрытый горячим песком, в определенный сезон собирались птицы для откладывания яиц. Добираться до этого пляжа было непросто — но в двадцати километрах строилась государственная солеварня, и ее директор предложил съездить на охоту и заодно подбросить Уоллеса на пляж, где тот мог бы заняться своими исследованиями. Предполагалось, что Уоллес останется на пляже и будет заниматься птицами, а сам директор отправится на охоту в лес в сопровождении местного «главаря», то есть старейшины деревни, десятка туземцев и своры из двадцати собак и постарается подстрелить для Уоллеса кабана-оленя и аноа — быка-оленя.

Предприятие увенчалось успехом лишь частично. Предполагалось, что кульминацией поездки будет охота с участием Уоллеса. Но охотники просидели на деревьях в засаде пять часов, сжимая ружья и ожидая появления диковинных зверей, — и хотя местные знатоки уверяли, что быки-олени и кабаны-олени носятся здесь дюжинами, ни одного зверя не удалось не то что подстрелить, но даже увидеть. Уоллесу пришлось удовлетвориться двумя мертвыми аноа, которые были застрелены раньше, но их уже успели объесть местные собаки, да так сильно, что интерес представляли только головы. Кабана-оленя, называемого бабирусса, Уоллесу также не удалось увидеть живьем, однако он смог зарисовать высушенный череп этого животного, с клыками удивительной формы. Они растут не вниз, как обычно, а вверх, прямо перед глазами, и загибаются назад изящным завитком длиной в несколько дюймов. Уоллес не мог придумать никакого иного предназначения этого странного костного образования, кроме как, возможно, того, что искривленные клыки защищают глаза животного, когда оно несется по густому подлеску.

Малео

Но вот поиск малео, в отличие от охоты, оказался очень успешным. Оставаясь на пляже, Уоллес смог с близкого расстояния пронаблюдать за поведением этих птиц во время кладки яиц. Самцов и самок было трудно отличить друг от друга, так как у обоих одинаковое черно-белое оперение — белые перья иногда имели легкий розово-оранжевый оттенок. Также и у тех и у других имелась отличительная для этого вида особенность — ярко-синий шлем, который, вероятно, защищал голову от перегрева. В случае опасности они либо убегали и прятались в кустах, либо тяжело взлетали на ближайшее дерево, где принимались ходить взад и вперед по ветке, совсем как домашние курицы. Самцы наравне с самками участвовали в строительстве песчаного инкубатора — они по очереди рыли лапками крупный черный песок вулканического происхождения, пока не получалась ямка около трех дюймов глубиной. На дно ямки самка откладывала одно большое яйцо, а затем засыпала его песком или галькой. По завершении трудов парочка исчезала в лесу, чтобы через несколько дней появиться со следующим яйцом. Другие малео в это время могли закопать свои яйца в ту же ямку или вырыть поблизости собственные, так что через некоторое время пляж оказывался испещрен ямками, словно барсучьми норами.