Тим Северин - Острова пряностей

Кроме того, в жаркие безоблачные дни птицеловы не оставляют подсадных птиц на вершинах деревьев дольше, чем на полчаса, — те начинают страдать от жары и жажды.

На этой поляне мы провели два дня. Оказалось, что наш «пират» очень хорошо знает здешний лес. В небольшом ручье, который огибал поляну, он менее чем за час наловил к обеду изрядное количество речных раков — не меньше двух килограммов; он бродил среди больших камней, лежащих в русле, и время от времени наклонялся и резко выхватывал из воды добычу рукой, как цапля клювом. Позже к нему присоединился Трондур, и тут они наткнулись на небольшую серо-коричневую змею, ползущую к ручью; проводник сделал Трондуру знак остановиться, потому что змея была ядовитой, и они переждали, пока та проползла дальше. Оба дня, что мы пробыли здесь, вечерами в отдалении собиралась гроза. Мы слышали раскаты грома, но плотные кроны деревьев, почти полностью закрывающие небо, не позволяли понять, насколько близко к нам подобралась тучи. Наконец мы услышали шум дождя — это был довольно четкий стук, который подбирался все ближе и ближе, словно кто-то поливал кроны деревьев сверху из большого шланга. Сидя внизу, мы слышали, как тяжелые капли ударяют по листьям в вышине, но листва была такой плотной, что еще несколько минут внизу оставалось совершенно сухо. Когда наверху дождь уже прошел, листья, переполнившись влагой, стали сбрасывали свой груз на землю, и капли забарабанили вокруг нас. Это продолжалось в течение пяти или шести часов — вода, собравшаяся на верхних ветвях, постепенно стекала вниз; таким образом, пятиминутный ливень наверху превратился в затяжной — на полдня — дождик внизу; тропинки оставались мокрыми и грязными, от земли поднимался густой влажный дух.

В сумерках под кронами деревьев ночь наступает раньше, чем под открытым небом. В темноте и шорохе падающих капель мы прислушивались к ночной жизни джунглей. Иногда раздавался крик ночной птицы, но в основном мы слышали треск цикад и других насекомых; какой-то жучок в точности повторял писк дымовой сигнализации. Довольно часто раздавался громкий треск и хруст — в экваториальном лесу жизнь не замирала ни на миг. Здесь не было никакого сезонного ритма, и в то время как одни деревья с шумом сбрасывали старые засохшие ветви, их соседи отращивали новые побеги. Поэтому здешний лес — довольно беспокойное место; когда мы в рассветных сумерках отправились к деревьям, на которых собирались вымпеловые райские птицы, лесные обитатели не обращали никакого внимания на наше неуклюжее передвижение, на треск веточек под нашими ногами и шорох кустарника.

Вымпеловые райские птицы

Мы услышали возбужденное щебетанье вымпеловых райских птиц и их трели, напоминающие «вавк-вавк-вавк», еще за пятьсот метров. Птицы были так увлечены своим делом, а их состязание шло настолько интенсивно, что они напоминали стайку воробьев и не обращали внимания на наблюдателей. Деревья, служившие подмостками для этого представления, стояли на склоне холма; птицы облюбовали два определенных места. Некоторые предпочитали собираться высоко вверху, на ветвях двух самых высоких деревьев. Их было плохо видно с земли, так как они находились слишком высоко; большинство энергично перепархивало с ветки на ветку, хотя, как нам показалось, один или два самца, обладавших определенным приоритетом, оказывались в центре внимания чаще других.

Мы с гораздо большим интересом наблюдали за группой из приблизительно пятнадцати птиц, которые находились ближе к нам — они выбрали для своих брачных игр не такие высокие деревья, не более восьми метров в высоту. Хотя птицы были совсем близко, они не обращали на нас никакого внимания, так как были полностью поглощены состязанием за внимание своих избранниц. Самцы — размером приблизительно с большого черного дрозда — оживленно перепрыгивали с ветки на ветку; казалось, у них имеется определенный маршрут передвижения, и каждый то и дело возвращался на определенное место на одной из ветвей — там он мог надежно ухватиться когтями за ветку, раскинуть крылья и показать себя во всей красе, желательно при этом — расположившись напротив другой ветки, где сидит соперник, на которого можно произвести впечатление. Во время дефиле птицы поднимали и распускали белые перья, описанные Уоллесом, и трясли ими что есть сил. Чтобы произвести еще большее впечатление, время от времени самцы топорщили перышки, которые начинались у основания шеи, так что, казалось, они носили короткий изумрудный капюшон с ярким воротничком.

В разгар представления с распусканием крыльев самцы иногда неожиданно вспархивали вверх. Покинув сцену — облюбованную ветку дерева, они взлетали на метр или два, делали акробатический кувырок в воздухе и затем опускались на ту же ветку, чтобы оглядеться по сторонам, в очередной раз громким криком возвестить о своем присутствии и снова поднять и распустить крылья.

Демианус уже третий раз приезжал в Лаби-Лаби, чтобы поглядеть на вымпеловых райских птиц, и без излишнего оптимизма, хотя все-таки с надеждой, думал о выживании этой колонии. Он полагал, что количество птиц здесь достаточно велико и популяцию можно считать устойчивой. Основным фактором риска в данном случае являлось то, что население Лаби-Лаби со временем может осознать коммерческую ценность вымпеловых птиц. Если при этом жители деревни поймут, что могут заработать на показе птиц туристам или будут наняты в качестве смотрителей и лесников, тогда они, вероятно будут стремиться сохранить популяцию и не беспокоить птиц. Вторая насущная проблема — убедить правительство в Джакарте придать статус охраняемой территории достаточно большой зоне вокруг местообитания птичьей колонии.

На острове Хальмахера еще и не начиналась работа по охране окружающей среды — что неудивительно, так как здесь нет ни заповедника, ни какой-либо иной охраняемой территории. Весь остров отдан на милость лесозаготовительных компаний и местных жителей, которые упорно отвоевывали у леса участки для посадок сельскохозяйственных культур и для строительства. Вымпеловые райские птицы — лишь один из 22 видов редких птиц на Хальмахере, чье выживание требует срочного принятия мер по охране. Будут ли приняты эти меры, зависит, вероятно, от настойчивости природоохранных групп в Джакарте и от того, удастся ли собрать достаточное количество средств для создания большого лесного заповедника. Сумма в данном случае должна быть сопоставима с возможной выручкой от заготовки леса.

Мы высадили Демиануса там, где он нас попросил, — на восточном берегу острова Хальмахера, откуда он мог вернуться домой пешком и, таким образом, избежать изнурительного морского перехода на Тернате. Ему повезло. Если даже на пути туда он страдал от морской болезни и беспокойства, то, останься он с нами на борту «Альфреда Уоллеса», ему бы тем более не поздоровилось. Во-первых, мы — впервые за всю экспедицию — наскочили на коралловый риф. Столкновение произошло поздно вечером, когда мы очень неторопливо скользили по водной глади, так что обошлось без каких-либо неприятных последствий. Но пришлось потратить время на то, чтобы снять судно с рифа и найти более глубокую протоку, в результате чего мы еще копошились у берега, когда совсем стемнело. Островки вокруг сливались в одну темную массу. Подводные рифы подходили так близко к днищу «Альфреда Уоллеса», что иногда мы явственно чувствовали скрежет рулевых весел о скалы. В эту ночь нам плохо спалось, и на следующий день, когда с моря задул ветер, а мы как раз оказались у подветренного берега, пришлось несладко, особенно после недосыпа.