Тим Северин - Золотые Антилы

Подоплекой этой истории устрашающей расточительности, некомпетентности и праздности были непрекращавшиеся с первого дня высадки раздоры между сухопутным войском и моряками. Генерал Венейблс практически не разговаривал с Пенном и настолько мало доверял адмиралу, что завел досье, где описывал все его воображаемые проступки. Он был уверен, что флот намеренно утаивает припасы, хранившиеся на кораблях, и что моряки злонамеренно отказывают армейским в пище и амуниции, полагающимся им по праву. Кроме того, он заподозрил, что Пенн позволил своим офицерам прикарманить призовые деньги, которые следовало разделить на всех. В последнем могла быть доля истины, поскольку Пенну удалось пристроить на пост офицера, отвечающего за трофеи, своего племянника, а когда этому племяннику пришло время оставить должность, он не представил подлинных документов о распродаже трофеев и не допустил проведения тщательной ревизии.

Впрочем, недоброжелательство не ограничивалось обвинениями и контробвинениями между армейскими и флотскими. Сама армия раскололась. Многие офицеры винили Венейблса в некомпетентном, по их представлениям, захвате Вилья-де-ла-Вега. Они полагали, что надо было сразу двинуться на столицу Ямайки и не позволять испанцем обчистить город. Естественным лидером недовольных был полковник Буллер, уже доказавший при неудачной диверсии в Санто-Доминго независимость своего мышления, заносчивость и склонность нарушать дисциплину. И вот, когда Венейблс, истощивший силы в попытках управлять разлагающейся армией, заболел, Буллер дошел до того, что самочинно созвал военный совет и издал приказ о том, что экспедиция переходит под его командование. Венейблс, оправившись, тут же приструнил непокорных, которых называл «ленивыми тупоумными офицерами, наделенными большой гордыней, но обделенными умом, доблестью и деятельностью». Обузой стал и комиссар Батлер. Правда, когда Венейблс, потеряв терпение, обозвал того «пьянчугой», комиссар впал в ярость и, к всеобщему облегчению, отбыл в Англию.

Флоту, стоявшему в Кингстонской бухте, приходилось не легче. Моряки сидели на половинном рационе воды и пищи и, вместо того чтобы, как им мечталось, обшаривать остров в поисках добычи, были вынуждены очищать днища судов от наростов. Один из кораблей, где хранились припасы — «Дискавери», — во время кренгования загорелся от пожара в судовой пекарне, а поскольку груз его составляли бренди, запас древесины для плотников и боцманов и 120 бочонков с порохом, полыхнуло на славу. Опасность грозила и другим стоящим на якоре кораблям, так что пришлось подвести шлюпки и отбуксировать горящее судно на отмель, где его и оставили догорать. Но пожар облегчил «Дискавери», и переменившийся ветер погнал его к флоту, словно огромную плавучую бомбу. Судно взорвалась на дистанции выстрела из карабина на глазах у потрясенного шкипера Уистлера, прилежно описавшего в своем дневнике тревожные события той ночи.

Несмотря на все трудности, англичане держались. Может быть, их было слишком много, чтобы сломались все, но нашлись и те, кому Ямайка начинала нравиться. «Здесь дни не такие жаркие, как в Италии, а ночью и утром прохладнее», — замечал один солдат, а другой, очевидно, страдавший от лишнего веса, радостно писал оставшимся дома друзьям, что благодаря недостаточному питанию и «обильному потению» он «сбросил четыре пальца на талии». Начало поступать на остров и столь необходимое снаряжение. В ответ на настойчивые запросы Венейблса стали подвозить фляги для воды, железо, сталь, башмаки, полотно, палатки, новые клинки и даже новую конституцию для управления островом. И дисциплина понемногу восстанавливалась. Охотников предупредили, что того, кто станет стрелять дикий скот, арестуют и «прокатят на деревянной кобыле»: это изощренное наказание сочетало физические мучения с унижением позорного столба. Двух неуемных «богохульников» выпороли и прижгли им языки. Прибыло подкрепление: восемьсот солдат из Англии, на замену больным и для отражения возможной попытки испанцев отбить остров. «Бедняги, — писал один из наблюдавших за высадкой новичков. — Жалею их от всего сердца: все, что видится им горами, обернется мусорными кучами».

Суровая реальность Антил разочаровала не только покорителей Ямайки: в Англии Кромвель был поражен мизерными результатами своих колониальных замыслов. Поверив мифу об Антилах, он вложил в «План» огромное количество людских и финансовых ресурсов. Теперь ему казалось, что назначенные им командующие не оправдали надежд и упустили случай. Эта пара слюнтяев только и делала, что заваливала Лондон просьбами прислать новую и новую помощь, пока столь дурно ими устроенная колония пыталась укорениться на новых берегах. Все надежды на прибыль для протектората обернулись непрестанной тратой людей и денег. Пенн и Венейблс даже за пять тысяч миль ощутили гнев протектора. Его раздражение вылилось в резкие отказы, присланные в ответ на мольбы о новой помощи. Наконец Пенн так встревожился, что решил вернуться в Англию и лично объяснить положение. Он заявил, что его корабль нуждается в переоснастке, а атака испанцев маловероятна. Оставив Гудзона с двенадцатью фрегатами нянчиться с новорожденной колонией, он отплыл на родину. Венейблс, страшно испугавшись, что адмирал свалит всю вину за неудачи экспедиции на армию, вскоре последовал за ним. Кромвель встретил обоих без особого сочувствия. Их вызвали в Лондон, устроили жестокую выволочку за дезертирство с Ямайки и бросили в Тауэр. Обоих впоследствии освободили, после того как они принесли протектору униженные извинения, но больше Кромвель не прибегал к их услугам.

Освобожденный из Тауэра Венейблс, которого все еще жгло позорное поражение при Санто-Доминго, приступил к написанию своей «Повести», где отвечал на обвинения в трусости и некомпетентности, появившиеся в круживших по Англии памфлетах. В довольно жалкой попытке опровергнуть слухи он вставлял длинные цитаты из свидетельств, доказывавших его полководческое искусство. Но было уже ясно, что он отвоевался. Вскоре генерал удалился в добровольное полуизгнание и предался любимому занятию — рыбалке. В 1662 году он снова пробился в печать, на сей раз при более приятных обстоятельствах: он пожелал опубликовать книгу «Опытный рыбак, или Усовершенствованная рыбалка», в которой дается общий обзор рыболовного искусства и сообщаются «наилучшие приемы и избранный опыт ловли рыбы в реках и прудах». По-видимому, в рыбалке отставной генерал понимал лучше, чем в военном деле, потому что Исаак Уолтон высоко оценил его усилия. «Я читал и испытывал на практике много книг этого рода, — великодушно пишет он Венейблсу, — но не мог отыскать в них такой высоты суждений и рассуждений, какие проявили Вы».