Карл Фалькенгорст - Африканский Кожаный чулок

Симба не отвечал, Фераджи же навострил уши. Что значило это напоминание о Мудима? Что должно было произойти сегодня и почему это присутствие Симба было так необходимо? Все это ему надо было знать, и потому он обратился к Сузи и презрительным тоном сказал ему:

— Как можешь ты, Сузи, равнять нашего господина с Мудимой? Если господин наш хочет отлучиться, то ему нечего спрашиваться у Мудимы. Что он такое, в сущности, этот Мудима?

— Он — вождь и предводитель племени Вавенди! — резко ответил за Сузи Симба. — И в эту ночь станет моим побратимом!

С этими словами он отвернулся и стал подыматься в гору, между тем как Фераджи раскрыл рот от удивления, но затем молча улыбнулся и принялся за свое дело.

На первой же возвышенности, откуда открывался обширный кругозор, Симба остановился и, вооружившись зрительной трубой, стал смотреть на открывшуюся перед ним обширную поверхность озера. Там, вдали, он увидел парус. «Да, нагнать «Змею» не было никакой возможности, Фераджи и Сузи были правы! — прошептал он. — О, бедный Лео, тебе придется подождать еще несколько дней, но это кажется мне так бесконечно долго! Как долги и мучительны должны были тебе казаться годы твоего рабства! Я выкуплю тебя, чего бы это ни стоило!»

Тем временем в доме и во дворе Мудимы шли приготовления к предстоящему торжеству. В громадных кувшинах было заготовлено пальмовое вино и банановое пиво, женщины и теперь еще продолжали варить бананы, из которых изготовлялось пиво, рассчитывая, что сегодня придется напоить много жаждущих глоток.

Затем стали съезжаться свадебные гости, которых радушно встречали хозяева и, смотря по тому, какое они занимали положение в местной общественной иерархии, приветствовали их с большей или меньшей церемонией.

В числе гостей явился и более молодой вождь, чем старик хозяин. Войдя, он низко склонился перед ним и, преклонив колена, уперся ладонями обеих рук в землю, между тем как Мудима, стоя над ним, раз шесть или семь ударил в ладоши. После чего молодой вождь встал, а Мудима склонился перед ним и затем так же опустился на колени, а юный вождь проворно ударил себя сперва под левую, а затем под правую подмышку. Этим и окончилась церемония приветствия чернокожих вождей.

Затем приблизились к Мудиме спутники его гостя, обычные люди, которые на всякие лады отвешивали перед хозяином поклоны, тот милостиво отпускал каждого, похлопав над ним в ладоши.

После того гости могли приветствовать друг друга. При этом глазам Симбы предстало интересное зрелище: мужчины кидались друг к другу, ударяли один другого по животу, затем старательно шлепали друг друга по спине и, в конце концов, принимались трясти друг другу руку.

Так как новые гости все прибывали одни за другими и никто не хотел обойтись без взаимного приветствия, то хлопанье и шлепанье не умолкало ни на минуту, напоминая усердные аплодисменты восторженной зрительной залы где-нибудь в Европе, так что Симба невольно воскликнул: «Браво! Брависсимо!»

Таково было взаимное приветствие негров. При этом надо заметить, что все эти мужчины и женщины были очень разряжены по местным понятиям. Особенно щеголяли женщины своими прическами. У одной из этих дам все волосы были собраны громадным шиньоном на голове и связаны затейливым венком из раковин. У многих волосы были расплетены на четыре косы и замысловато уложены на голове; у некоторых были заплетены в бесчисленное множество тоненьких косичек, связанных на макушке и разубранных продетыми в них стальными ножами, стрелами и тому подобными украшениями. Кроме того, у всех косы были смазаны маслом и красной глиной.

Уже одни прически женщин придавали этому собранию какой-то странный, своеобразный характер. Но и наряды гостей были не менее оригинальны. Пестрые юбочки женщин как-то бледнели и терялись перед яркими леопардовыми шкурами мужских плащей. Браслеты из хвостов зебры, железные кольца на щиколотках и ожерелья из зубов разных зверей — все это еще более увеличивало впечатление чего-то дикого и странного для непривычного глаза европейца.

Не было недостатка и в музыкантах при этом пестром маскараде. Они явились во всеоружии своего искусства, с дудками и другого рода духовыми инструментами и, очевидно, были настоящими африканскими виртуозами.

В стороне от всего этого шума и пестрой веселой толпы гостей стояла молодая девушка и задумчиво смотрела на видневшееся вдали озеро, как будто хотела отыскать там что-то.

— Эх, Намотэра, ты уже опять замечталась! — окликнула ее Коко.

— Нет, — отвечала та, — я только смотрю на Музуму-Эйланд, о котором мне столько рассказывал Инкази. Неужели тебе не хочется когда-нибудь побывать там, Коко? О, как бы я хотела там увидеть самого Муциму!

Коко снисходительно посмотрела на молодую девушку, а Симба внимательно прислушался к ее словам. Что-то особенное слышалось в звуке голоса и в словах этой девушки; он хотел было вступить с ней в разговор, когда к ней подошел Инкази и они вместе сели на самом краю плато, служившего террасой. Инкази стал что-то с жаром рассказывать ей, а она слушала его как будто в забытьи.

Симба, улыбаясь, смотрел на них, затем отошел, чтобы не мешать своему юному другу Инкази.

Увеселительные огни. — На берегу. — Загадочный сигнал. — Крик совы. — Двойной семейный праздник. — Празднование побратимства. — Лео выдан. — Предостережение Инкази. — Он не является.

Наступила ночь, но не тихая ночь, какую обыкновенно воспевают поэты, а темная, мрачная, и раскинула свой покров над громадной поверхностью Танганайки, над вершинами и ущельями гор Кунгве и над прекрасной прибрежной долиной. Как всегда кричали лягушки, трещали и стрекотали цикады, стонал и рокотал прибой и даже на вершинах гор кипела жизнь. Яркие огни пылали в тэмбе Мудимы, и так велики, так громадны были эти костры, что можно было подумать, что на дворе ночь на Ивана Купала, когда черные духи празднуют и пируют всю ночь в таинственных ущельях и на неприступных вершинах гор. Далеко-далеко на долину простирали эти огни свой кровавый отблеск и отражались дрожащим светом на зыби беспредельной Танганайки. Они казались тем ярче, что только они одни светились в непроницаемом мраке таинственной ночи, потому что луна не успела взойти, а бледные, трепетные звезды не в силах были соперничать с ярким пламенем громадных костров.

То были свадебные огни: Лугери и Коко праздновали в эту ночь свою свадьбу. И на всей далекой округе в одиноко разбросанных тэмбе бедные негры, поглядывая вверх, на вершины гор, восклицали:

— Смотрите, как могущественны и богаты и смелы стали опять Вавенди!

Даже там, где берег узкой косой далеко вдавался в озеро, выделяя Лувулунгскую бухту, были восторженные зрители этой грандиозной своеобразной иллюминации. Шагах в ста от косы стояла на якоре «Змея», и ее экипаж с восхищением смотрел вверх, на горы, любуясь свадебными огнями в крепости Мудимы. Они мысленно представляли себе веселье и разряженную толпу гостей, обильную трапезу и лакомое угощенье, которое предлагали гостям в тэмбе Мудимы. Там, наверное, не было недостатка в жареных козочках и козлятах, был там, конечно, и бараний бок, и дикие курочки с жареными бананами, а из полных доверху кувшинов обильно лилось банановое пиво и пальмовое вино. И в трубке с душистым табаком тоже не было никому отказа.