Марек Малятынский - В тени Канченджанги

И снова марш, снова привал, очертания едва держащихся на ногах людей, негромкий, отрывистый шепот, просьбы, а вокруг нас — сплошное море тумана. Жажда доводила до исступления. Мучительное разгребание снега ногами и фигуры коллег, проплывающие передо мной по склону, — единственное и нескончаемое ощущение от этого марша. Попадем ли мы при таком темпе в лагерь до наступления ночи?

Снова Юзек оступился и рухнул в снег. Мы стояли, отупевшие, бесчувственные, глядя, как Джепа, словно самая заботливая нянька, приводил в порядок одежду Юзека, вытаптывая ступеньки, помогал ему подняться, негромко подбадривал его:

— Sahb, come on!.. Come on! One hour and camp, sahb… Finish! (Саиб, пошли!.. Пошли! Еще час — и лагерь, саиб… Конец!)

Измученный зноем и жаждой, я предложил Весеку: мы выйдем вперед, проложим дорогу, а в лагере позаботимся о том, чтобы организовать питье для всех. Мы сказали об этом Вальдеку, он согласился, и мы начали снизу опережать эскорт. Но кажется, наши коллеги ожидали от нас совсем иного, потому что мне запомнилось едкое замечание Рубинека:

— Лучше было бы, если б молодежь шла рядом с шерпами, подстраховывая Юзека.

Я слишком отупел, чтобы объяснять, почему мы их обгоняем, но Весека это задело, и он тотчас осадил Збышека.

Едва различимые следы служили нам путеводной нитью в тумане. Мы проваливались по бедра, мечтая о лагере и хотя бы о капле воды, понося солнце и зной, которые лишали нас последних сил. Наконец начался незначительный спуск вниз. В тумане замаячили темные пятна: может, это палатки?

— Хоп! Хоп! Ма-а-рек! — крикнули мы раз, другой.

Через минуту раздался ответный приглушенный оклик, пятна приобрели очертания палаток.

— Пить! Пить! — рычал я как безумный. Этим единственным словом я проще всего мог выразить нашу муку.

Мы дошли до «турни» и тяжело рухнули на мешки.

— Ребята! Я уже поставил воду! Сейчас организуем что-нибудь попить.

Из палатки выкарабкался Рогаль.

— Марек… приготовь побольше жидкости… возьми Вангчу и следуйте… по нашим следам к ребятам. Они умирают от жажды.

Час спустя мы сидели возле «турни», утолив жажду, но по-прежнему без сил, еще не придя в себя, а Рогаль и Вангчу направились вверх, неся в руках большую кастрюлю с чаем. Термос оказался разбитым.

Повалил снег — первый предвестник муссона? Белые влажные хлопья оседали на рубашках, охлаждая воспаленные лица. На слабо различимом склоне возникли темные фигуры. Приближаются!

Мы с Весеком решили сегодня же спуститься ниже. Петр и Вальдек не возражали. Нас оказалось здесь одиннадцать человек, а в «четверке» только три «турни». На всех места для ночлега не хватит.

Петр:

«Я добрел до «четверки» совершенно обессиленный. Вчера я проложил, пожалуй, две трети пути на террасе. Когда мы еще поднимались, снег был твердым, но, спускаясь, стали утопать по колено.

Включался в прокладку пути в меру сил и Доктор, потом я пытался привлечь к этому шерпа, но он не смог идти ведущим… Да, это был тот максимум усилий, на какой мы были способны без еды и капли влаги. Мы сомневались уже, дойдем ли до вас, но не могло быть и речи о том, чтобы отступить..

Я чувствовал смертельную усталость, точно так же как после броска к «четверке». Из лагеря уходили вниз четыре человека, я же рассчитывал, что уйдут только двое. Но раз у вас не было сил, пришлось дать согласие.

Меня несколько беспокоило, что мы остаемся одни. Я не знал, что может наступить завтра. Хватит ли кислорода? Сможем ли мы спустить Юзека ниже, сбавив ему этот километр высоты? Выдержит ли Вальдек такую нагрузку?

Вершина уже взята. И вопрос о ней больше меня не волновал, была только тревога, как пройдет завтрашний спуск. Не было ни обид, ни претензий в отношении действий отдельных людей… Все это появилось позже».

Да, нет смысла скрывать, сегодня мы еще могли сделать попытку спуститься на ледник, но хватит ли у нас на это сил? Мы мечтали лишь об одном: как можно быстрее попасть в базовый лагерь, попасть любой ценой.

Юзек сидел, тяжело дыша, на рюкзаке, вокруг кружили все более густые снежинки. Он не обращал на них внимания.

— Держись, старик! Надеюсь, ты справишься!

— Справлюсь, чёрт подери! Если б не нога… Жжет как огнем…

Мы уложили в рюкзаки часть вещей, которые следовало отправить отсюда вниз, а парням они уже не требовались, попрощались и двинулись. За нами намеревались спуститься еще два-три человека, но ждать их не имело смысла. Чем длительнее привал, тем труднее потом отправиться в путь.

Ох, как здорово помогали нам теперь верёвочные перила, из-за которых несколько дней назад мы вели борьбу с Вальдеком! За эти дни выпало столько снега, что обстановка стала опасной. Под кошками образовывались снежные лепёшки, и мы ежеминутно скользили по нескольку метров. Смеркалось. Спотыкаясь от усталости, судорожно сжимая в руках узел Пруссика, мы сходили вниз, к перевалу. Через час японский лагерь остался у нас за спиной. Уже наступили сумерки, когда мы добрались до перевала. В единственной оставшейся «турне», прогнувшейся, заметенной снегом, лежал одинокий Шимек. Мы присели возле рукава на корточки и стали беспорядочно рассказывать Шимеку о минувших днях, раздумывая над тем, не заночевать ли здесь.

— Панове, палатка почти развалилась. Внутри — гора снаряжения. Втроем нам здесь не уместиться, — отговаривал он нас.

— Может, спустишься вместе с нами под перевал?

— Нет. Я должен дождаться парней… и кинокамеру! Шерпы обещали захватить ее из японского лагеря. Может быть, я сумею еще кое-что снять! Вчера и сегодня рано утром я слышал по едва-едва работавшему радиотелефону ваши драматические переговоры… Слышал, как Большой, полный беспокойства, помогал вам встретиться друг с другом. Я чувствовал, что необходим вам, что должен выйти, что могу пригодиться при буксировке Юзека. Это было невыносимо: я отлеживаюсь здесь в палатке, а там… Я не мог заснуть… Боялся, что Юзек этого не вынесет… Утром пытался подняться выше. Но была такая чертовская жара, снег влажный. Я добрался до первых верёвочных перил, начал карабкаться. Но на кошки налипали целые глыбы, в одном месте я поскользнулся… и слетел вниз. К счастью, повис на узле Пруссика. Вам знакомо чувство, когда ты один и попадаешь в подобный переплет? Отвратительный туман, скверное настроение, а тут еще этот полет… Человек не в силах владеть собой, к чему-то прислушиваешься, сердце колотится как сумасшедшее, чуть ли не в панику впадаешь. Я вернулся в палатку…

Становилось все темнее, и мы, не мешкая, начали спуск. Склон покрывали громадные массы снега. Как он только держался при подобном угле наклона? Туман немного поре дел, всходила луна. Сераки и поля под нами, изрезанные трещинами, имели вид грозный и отталкивающий. Снова потянулись верёвочные перила. Я шел траверсом, едва передвигая ноги, как автомат, не чувствуя опасности. Толстый слой снега держал плохо, а я от усталости был невнимателен. Ступенька обвалилась у меня под ногой, тяжелый рюкзак перевесил, и я сорвался. верёвка натянулась как струна, я повис десятью метрами ниже траверса. Сразу же пришел в себя. Все во мне выло от страха: выдержат ли ледовые костыли? Нервозно, беспорядочно я разрывал руками снег и лед, пытаясь вскарабкаться вверх. Выбрался совершенно обессиленный, дрожа от волнения. Еще четверть часа пути, теперь медленно, осторожно — и вот уже можно увидеть темное пятнышко «рондо». Конец сегодняшнего маршрута.