Тео Варле - Остров Фереор

Там, вверху, аэропланы продолжают кружиться, как ласточки. Второй дирижабль — суровый, серо-стальной эксцеппелин «Средиземное море» — планирует над фургонами… Грузовые авто! Сколько их проходит и проходит, сколько гвардейцев, броневиков, танков… Это длится добрых полчаса, а непрерывные возгласы, обращенные к золоту… золоту… золоту… к этим авто, затянутым парусиной, как при проезде царей и властителей, как при возвращении победоносной армии!

Когда мы спускались по лестнице в министерстве, вдруг радостный возглас: «Ге! Антуан!» раздавшийся сверху, заставил меня вздрогнуть.

Я обернулся.

— Лефебур! Роберт! Ты здесь, в Париже? Моряк, в штатском, с рукой на перевязи, догнал нас.

— Да, всего час времени… Прибыв в Версаль с золотой процессией под покровительством танков… Но ты с мадемуазель, я не хочу…

— Нет, нет, ты пойдешь с нами, Роберт… Фредерика, позволь тебе представить моего старого школьного товарища Роберта Лефебура, о котором я тебе уже рассказывал. Роберт — Фредерика, моя жена. Но скажи на милость, почему это рука на перевязи? Ты ранен?

— Раздроблена кисть. Я тебе расскажу эту историю. Но пойдем, сядем где-нибудь и выпьем по рюмке вина.

Толпа медленно расходилась. Сквозь густые волны ее мы наконец добрались до кафэ «Рояль» и с трудом разыскали в самой глубине залы свободный столик и стулья. Лефебур стал рассказывать:

— Как ты можешь себе представить, старина, на острове после вашего отъезда не замедлило начаться брожение. Я оставался единственным офицером у де-Сильфража, чтобы командовать людьми, ученые в счет не шли, а инженеры были заняты по горло на разработках, потому что готовился груз для ближайшего судна и на набережной складывался штабель самородков, готовых к отправке. Но эти типы не дали себе труда подождать конца работ. С них было уже довольно, по их мнению. Подстрекаемые Ле-Мулеком (ты помнишь этого большого, рыжего), мои молодцы, не долго думая, нагружают золотом моторную шлюпку, нагружают ее до отказа, и собираются удирать на ней. Я спал в моей палатке. Этот идиот Грипперт, видевший их манипуляции, предупредил меня только тогда, когда они уже собрались отчалить. Я бегу туда со всех ног, всячески стараюсь их удержать, стреляю даже дважды из браунинга (двоих ранил). Но, чорт! Они все побесились (в эту-то минуту и пострадала моя рука: удар багром), и кончилось тем, что они полным ходом удрали к югу.

Осталось только четыре инженера, четверо ученых, де-Сильфраж и я. И вот мы десятеро, — как могли, продолжали разработку? Не весело, а? Но нужно было, не правда ли? Ну и здорово же поработали, уверяю тебя, даже Грипперт.

21-го — это была тревога из-за датского парохода. По счастью, мы заметили его рано, когда он был еще в открытым море за северным мысом острова, и у нас было еще достаточно времени, чтобы выполнить задуманный мною фокус — поджечь дюжины две боченков с серой, расставленных рядами на утесах, так что эти идиоты не посмели приблизиться к порту Эребус (бухточка, где происходят разработки), тем более, что ветер гнал к ним чертовский дым. Прибавь к этому шум от нескольких сот пироксилиновых патронов: они вообразили себе, что вулкан совсем готов начать плеваться, и, повернув налево кругом, удрали во все лопатки. 22-го — еще два других судна. Но эти были под французским флагом и шли прямо на нас: это были суда, вытребованные де-Сильфражем, — контр-миноносец «Эспадон» и транспорт «Корнуэль».

«Ну и вытворял он фокусы, мальчишка, который командовал «Эспадоном», чтобы решиться подойти к набережной. Он боялся, что не найдет достаточной глубины б бухточке. Но главное — ох, Антуан, старина! — морды всех этих типов… Извините, простите меня, сударыня, но ваш муж, вероятно, предупредил вас, что я очень груб. Выражение лиц у всех этих типов, при виде штабеля золота, собранного для них! Куча самородков в беспорядке, точь-в-точь как угольный склад. А когда я повел их на первую линию разработок у подножия утеса хлористого золота, они обалдели! Но это все были моряки-военные, парни с обоих судов, а дисциплина там строгая. Их поставили на работу. И их было около трехсот пятидесяти человек. И меньше чем в два дня транспорт был погружен и отправлялся в обратный путь. Контр-миноносец остался охранять остров. Так как я там не был ни на что пригоден со своей рукой на перевязи — да и что такое офицер без матросов? — я вернулся обратно на «Корнуэле» с де-Сильфражем и тремя учеными (инженеры все пожелали остаться, так же как и Грипперт). Вчера утром мы высадились в Шербурге. Там как раз получили радиограмму «Эспадона», извещающего, что два новых транспорта — «Жирондон» и «Сен-Тома» — вошли в порт Эребус.

«Там же мы узнали, что какой-то подлый бош утверждает, будто служил в команде «Эребуса II», и продал секрет. Ну это — враки. Капитан Барко тотчас произвел обследование военной тюрьмы. Все матросы, которых ты, между нами говоря, чуть не отправив на тот свет своей микстурой, оказались налицо… Шикарная выдумка, но они до сих пор не могут от нее опомниться.

«А кстати, ты знаешь, что он проваливается, остров Фереор. И во-время догадались послать туда новое оборудование для ускорения разработки: электрические драги, провода для воздушной железной дороги, чтобы «дублировать» декавилью. Да, он проваливается к… Он может, по словам Грипперта, изучающего его «геологическую структуру», продержаться не долго. Скала хлористого металла тает, как сахар, вершина похожа теперь на оплывшую свечу, и на передовой линии разработок постоянно бывают обвалы. Об этом, естественно, официально не говорят, я говорю это тебе — я ведь был там всего шесть дней тому назад. Золотая скала (раз ее теперь так называют) качается у основания, и кончится тем, что она свалится на спину этим типам в порте Эребус.

«В сущности, Антуан, ты это скоро увидишь сам… и вы тоже… мадам Маркэн. Мне только что сказали в министерстве, что вы оба собираетесь ехать «основывать базы французско-британского товарищества». Ведь это так произносится, а? Что это за новая история? Расскажите мне, пожалуйста, — я не в курсе дела.

Расплачиваясь за завтрак (Лефебур покидал нас, чтобы ехать на Северный вокзал встречать жену, которая должна была приехать в 19 часов), я впервые после августа 1914 года увидел опять луидоры. Лакей дал мне их с ассигнациями в сдаче со ста франков. Простой вид этих маленьких желтых кружков (одна монета была времен Наполеона III, другая — Республики 1807 года) взволновал меня больше, чем некогда, в Шербурге, золотые самородки, нагроможденные в трюме «Эребуса II». Лефебур тоже задержался на минуту и рассматривал их с умилением и боязливым почтением. Фредерика же выказала мало любопытства. Она была еще слишком молода в 1914 году, да и вряд ли помнила золотой век…