Арнольд Якоби - Сеньор Кон-Тики

Снова он попал в трудное положение. Правда, Тур добился уважения рабочих, но от них не зависело дать ему работу, а на те деньги, что он скопил, долго не проживешь. И тут инженер Лепсё впервые вмешался лично. Из-за антинорвежских настроений ему самому приходилось нелегко, и все-таки он помог соотечественнику получить работу, за что Тур был ему бесконечно благодарен. Теперь он же предложил перевести молодого норвежца в опытный цех комбината, созданный при его, Лепсё, прямом участии. Сперва Тура поставили подручным: основной его обязанностью было подвозить на тачке свинец плавильщику. Дело нехитрое, к тому же в цехе было светло и воздух свежий, так как здание было открыто в сторону склада.

Тур почтительно смотрел на плавильщика, который с видом знатока тянул за веревки, крутил ручки, открывал смотровое окошечко и заносил в журнал всевозможные данные. Но однажды плавильщик заболел, и Туру велели занять его место у печи. Он всегда чуть ли не враждебно смотрел на технику, и, когда мастер после короткого инструктажа велел приступать, Тур слегка опешил. Отупело глядя на приборы и качающиеся стрелки, он спрашивал себя, неужели он недотепа — ведь ничего не понял! Потом вежливо попросил повторить инструктаж. Мастер осведомился, понимает ли Тур по-английски, и объяснил еще раз. Как только он ушел, Тур записал все, что успел запомнить, и начал действовать, утешая себя тем, что цех экспериментальный…

И почти сразу случилось происшествие: когда кран поднес к тиглю свинец, слиток сорвался и волна расплавленного металла перехлестнула через край. Тур соскочил с низкой платформы, по его словно ущипнули сзади раскаленными клещами. Когда он наконец отважился сунуть руку в задний карман, то извлек оттуда плоский кусок еще горячего свинца.

Конечно, Тур тут был ни при чем, и, к счастью, этим его злоключения ограничились. По мере того как он убеждался, что дело вовсе нехитрое, росла его уверенность. Суть работы заключалась прежде всего в том, чтобы наблюдать за длительностью плавки, изменениями цвета, рябью и образованием корки на поверхности жидкого металла. Наблюдения записывались в журнал, и тут Туру пригодились его дотошность и описательный дар. Начальство вскоре поняло, что новый плавильщик не рядовой работяга. Потом инженер Лепсё в одном письме так характеризовал его: «…Тур Хейердал был необычным рабочим. Он проявлял такой интерес и такое рвение, словно сам поставил эксперимент. Если бы он заинтересовался техникой, то, несомненно, немалого достиг бы в этой области…»

Мастером экспериментального цеха был кареглазый итальянец, улыбка которого напоминала про южное солнце. На комбинате его звали Загадка. По мнению одних, это прозвище он получил потому, что не знал, кто его отец. Другие считали, что все дело в его загадочном поведении. Говорили, будто Загадка не умеет читать и писать. Товарищи видели, как он, получая зарплату, чертит крестик в ведомости и кивает кассиру:

— Ну, ты меня знаешь!

Однако из грудного кармашка Загадки торчал целый набор карандашей и самопишущих ручек. Да еще огромный карандаш, похожий на торпеду, был заложен за ухо.

Туру как-то не верилось, что мастер совсем не читает. Проверяя работу, итальянец открывал лежащий на конторке журнал, пробегал взглядом несколько страниц и говорил, кивая:

— Так-так, порядок!

Но ребята продолжали твердить, что мастер неграмотный. Тогда Тур решил устроить проверку. Он положил журнал вверх ногами. Подошел Загадка, оперся локтем о конторку, внимательно «прочел», не заметив подвоха, две страницы и с улыбкой повернулся к Туру:

— Так-так, порядок!

Тур искренне уважал этого человека, которому неграмотность — серьезная беда в наше время — не мешала быть отличным работником. Другого такого мастера не сыскать: всегда одинаково вежливый и доброжелательный, будь то с начальством или с подчиненными. Наверно, итальянец был бы вполне счастлив, если бы не постоянный страх, что кто-нибудь разоблачит «тайну», которую он так старался сохранить.

Однажды, придя на работу, Тур увидел на полу какую-то деталь и привязанную к ней бумажку с надписью: «Не трогать!» Немного погодя появился Загадка. Тур видел из-за печи, как он, заметив деталь, нагнулся и поглядел на бумажку. Сдвинул кепку назад, почесал в затылке и посмотрел вокруг. Никого не заметил, повернулся и быстро пошел обратно. А через несколько минут откуда-то донесся его голос:

— Тур! Тур!

Тур вышел из цеха и увидел Загадку в одном из окон верхнего этажа.

— Там что — к детали бумажка какая-то привязана?

— Да.

— A что на ней написано?

Тур ответил. Загадка жестом поблагодарил его, явно обрадованный, что все обошлось.

В другой раз мастеру вручили какое-то письменное распоряжение. Он сунул бумагу в нагрудный кармашек, зашел за угол, подвернул рукава и опустил руки по локоть в бочку с какой-то грязной жижей. Потом подошел к Туру, показал большим пальцем на кармашек и попросил:

— Будь другом, прочти, что там.

Работать с Загадкой было одно удовольствие, и жить опять стало сносно. Тур окончательно освоился на комбинате, и товарищи его признали, никто не смотрел на него с недоверием, напротив, большинство уважительно относилось к новичку, который из бригады разнорабочих сразу попал на участок, требующий высокой квалификации.

А вскоре последовало новое повышение. Тур возглавил экспериментальный цех, производящий магний для зажигательных бомб. Эта продукция считалась настолько важной, что цех работал круглые сутки, в три смены. Платили здесь хорошо, даже подозрительно хорошо. Возможно, это объяснялось тем, что участок был самым опасным на всем комбинате. Магний легко взрывается, и малейшая искра могла вызвать беду. Поэтому готовую продукцию немедленно грузили в бочки и увозили.

В Скалистые горы пришла благодатная весна, и, когда снег стаял, Лепсё спросил Тура, не хочет ли он с семьей пожить в его домике на берегу Озера Арроу.

От озера очень далеко до комбината, но зато Лив и дети попадут буквально в райские условия, а это самое главное. И Тур с благодарностью согласился. В лесу в самом деле было дивно. Неделями они не видели никого, кроме фермера, который продавал им молоко, однако ничуть не скучали. Лес кишел животными. Доверчивые бурундуки и суслики выходили к самому домику и играли с детьми. Возле ручья обитала чета фазанов, а на озере в камышах вереницами плавали утки. Лес кругом был совсем нетронутым, и звери не обращались в бегство от одного вида или запаха человека. Лив и мальчики много раз видели медведей, и не каких-нибудь одиноких бродяг, а целые семьи.

Самому Туру некогда было наслаждаться всем этим. Он вставал задолго до рассвета, а возвращался поздно вечером. Поужинает — и спать. Утром, еще темно — полтора часа на велосипеде через лес до парома, а от переправы до комбината — еще тридцать километров на автобусе.