Игорь Зотиков - Пикник на Аппалачской тропе

Я спросил Дасти, как он узнал о моем прилете, и он рассказал невероятную историю. Один из его взрослых сыновей поступил работать в маленькую компанию, в которой работал и приехавший несколько лет назад из СССР эмигрант-еврей. Дасти познакомился с ним. И вот только вчера они встречались снова, разговорились о России и русских, и Дасти упомянул мое имя как имя единственного из русских, которого он знал. И услышал в ответ:

— Да он завтра прилетает сюда, чтобы провести семинар в институте альпийских исследований…

— Как зовут этого эмигранта? — спросил я.

— Все зовут его Гриша.

И я все понял. Гриша окончил географический факультет Московского университета и в течение многих лет работал в этом же университете в качестве гляциолога, занимался изучением снежных лавин, этого страшного природного явления, которое уносит каждый год в горных местностях сотни жизней и приводит к большим разрушениям. Работал Гриша под руководством самого большого в СССР специалиста по лавинам, профессора того же университета, который кроме чтения лекций заведовал еще и научно-исследовательской лабораторией по изучению лавин.

Ему бы, Грише, смотреть в рот этому профессору, тихо делать научно-исследовательскую работу по теме, предложенной шефом, не разбрасываться, и он давно уже был бы кандидатом наук и доцентом, а может, и докторскую бы защитил. Ведь в лаборатории изучением снежных лавин этой, казалось бы, «мужской» профессией занимались в основном женщины. И по сравнению с ними активный, разбирающийся не только в географии, но и в математике Гриша мог иметь определенное преимущество. Профессор предложил ему возглавить строительство, а потом стать и директором самой современной, оснащенной по последнему слову науки и техники, экспериментальной станции по изучению снежных лавин в одном из красивейших ущелий Кавказа. «Экспериментальная станция должна быть построена как комплекс изысканных, красивых современных зданий для работы и отдыха сотрудников и проходящих практику на этой базе студентов. Она не должна уступать и по внешнему виду лучшим проектам аналогичных станций Швейцарии и других горных стран. Беритесь, Гриша, вы построите себе памятник, диссертация придет сама собой».

Гриша построил эту станцию. И была она действительно красивой. А потом вдруг выяснилось, что построено все это с нарушением многих пунктов финансовой дисциплины, разных инструкций и правил. Гришу обвинили в преступных злоупотреблениях, стало пахнуть судом. Все те его начальники, которые до того хвалили Гришу, постарались от него отречься: «Он один здесь был полновластный начальник, с него и спрос. А мы не в курсе…»

Пожалуй, лебединой песней Гриши, апофеозом его деятельности по созданию станции, было использование этой станции для проведения международного семинара по вопросам, связанным со льдом и снегом в горных странах. Почти неделю ведущие гляциологи мира жили на Гришиной станции, слушали лекции о ледниках Кавказа в прекрасном, на уровне мировых стандартов, холле, ходили на экскурсии смотреть на ледники, названия которых они хорошо знали по литературе, но не мечтали, что увидят их когда-нибудь.

Их знакомили с лабораториями, с гордостью станции — своей электронно-вычислительной машиной. Знаменитые ученые восторгались кавказскими шашлыками и винами, любовались силуэтом гор. Станцией действительно можно было гордиться. Имя Гриши — ее создателя и директора — стало, здесь самым популярным. Маститые ученые из США, Франции, Канады и других стран вели с ним длинные беседы о путях развития гляциологии на базе его детища. Гриша за неделю стал всемирно известной личностью в замкнутом обществе людей, занимающихся снегом и льдом в горах. Мне кажется, что Гриша тогда еще сам не предполагал, как понадобится ему через несколько лет эта известность…

Следствие по делу о злоупотреблениях в связи со строительством станции разворачивалось. Ходили разные слухи. Он перестал быть директором станции, которой отдал многие годы, и стал заштатным инженером. В довершение всего и семья его распалась. Он остался один. И тут он вдруг сломался. Сломался физически. Какие-то тяжелые, редкие болезни навалились на него, и большую часть времени он стал проводить в больницах.

В это-то время в его жизнь вошла женщина с красивым старинным русским именем Ольга. А может, не русское, шведско-норвежское как русский вариант имени Хелга, принесенный Рюриком? Ольга стала его другом, помощником, сиделкой.

Здоровье Гриши становилось хуже, и наступило время, когда стало ясно — надо делать тяжелейшую операцию, после которой он будет гарантированным инвалидом, но останется жить. Если же не делать операции, он должен наверняка умереть.

Долго-долго — целую ночь — они с Ольгой решали: соглашаться или не соглашаться на операцию. И решили — будь что будет, но не соглашаться. И вот тут, ночью, Ольга сказала ему: «Гриша, если ты выздоровеешь, давай уедем в Америку и начнем жизнь сначала. Ты ведь знаешь, я художник-дизайнер. Всю жизнь мечтаю изготовлять женские украшения из серебра и камней. Но здесь заниматься этим для меня невозможно. Вся эта отрасль промышленности слишком централизована и мест для свободных дизайнеров, таких, как я, нет».

Гриша пообещал, что, если он выздоровеет, они подадут бумаги на выезд. Ему казалось: в связи с тем, что его знают все гляциологи мира, они найдут работу где-нибудь в горах США, где он проявит себя как специалист по снежным лавинам.

Гриша выздоровел, и они с Ольгой и сыном ее Мишей уехали в Израиль, а потом куда-то в США. Всю эту историю я, как и каждый гляциолог Москвы, знал еще задолго до моих поездок в Штаты. Знал я и о причинах Гришиной болезни, и о том, что после его заболевания было выяснено, что никаких злоупотреблений вроде бы и не было. Так, мелочи.

О Дальнейшей судьбе Гриши я узнал, когда несколько лет назад приехал первый раз в Боулдер, по дороге в Москву после первого года работы на шельфовом леднике Росса. Ученые института альпийских и полярных исследований университета штата Колорадо, расположенного в этом городе, пригласили меня прочитать им лекцию о наших работах на этом леднике и вообще о советских гляциологических исследованиях в Антарктиде. И вот вечером, за день до лекции, организатор ее сказал мне несколько смущенно: «Игор, в нашем институте работает бывший сотрудник Московского университета, гляциолог и специалист по лавинам. Его зовут Гриша. Он сказал, что знает тебя, и просил меня узнать, можно ли ему прийти на твою лекцию и потом поговорить с тобой? Он просил меня предупредить тебя, потому что, по его мнению, не каждый из его бывших советских коллег захочет говорить с ним. Если ты не хочешь его видеть, он просто не придет и сделает так, что ты его в Боулдере не увидишь».